Выбрать главу

Для того чтобы молитва дошла до бога, на ней должно было присутствовать не менее десяти человек - миньён.

Бывали дни - евреи запаздывали. Я стоял в синагоге, дрожа от нетерпения: до начала занятий в гимназии оставались считанные минуты.

Наконец я скороговоркой выкрикивал молитву и стремглав выбегал из синагоги.

…Самым большим врагом моим был учитель пения, чистописания и немецкого языка - Фёдор Иванович Сепп. Говорили, что он, несмотря на своё немецкое происхождение, состоял в «Союзе русского народа». Я не представлял себе назначения этой организации. Но когда и сейчас вспоминаю Фёдора Ивановича - высокого, худого, с остроконечной бородкой (в классе его звали Козлом),- ненависть закипает во мне.

У нас в приготовительном классе было всего четыре еврейских мальчика, попавших в гимназию по процентной норме. Для трёх из этой четвёрки у Фёдора Ивановича была задумана сложная система издевательств. Не трогал он лишь одного - Веню Розенблюма.

- Ну, Аронштам, - спрашивал Сепп маленького, худенького Изю Аронштама, сына городского аптекаря, - как дела с касторкой? - и подмигивал классу.

Многие приготовишки смеялись. Только плотный, коренастый Ваня Фильков, мой приятель и сосед по парте, сын учителя городской школы, сжимал кулаки и жарко шептал мне:

- Вот сволочь! Вот гадина!

- Ну и тетрадь! - издевался Сепп, показывая всему классу тетрадку Аронштама, испещрённую бисеринками неровных букв. - Ты что, пером писал или клизмой?

…Швейцар гимназии в расшитой золотом ливрее, глядя на меня, неодобрительно чмокает. Я взлетаю вверх. Высокие коридоры пусты. Занятия начались.

В страхе открываю дверь. Первый урок - чистописание. Фёдор Иванович ходит между партами. Он делает вид, что не замечает меня. Я долго стою у двери, не решаясь пройти на своё место. Ваня Фильков сочувственно моргает мне. Я легонько кашляю. Фёдор Иванович оборачивается, словно только теперь замечает меня.

Он изумлённо раскрывает глаза и разводит руками:

- Ах… господин Штейн!… Господин Штейн оказал нам честь - посетил наши занятия. Здравствуйте, господин Штейн!

Смешки слышатся в разных местах класса. Я вижу, как заливается на первой парте Веня Розенблюм. Мне обидно и горько. Сердце сильно бьётся. Я так бежал! Но я молчу…

- Извините, что мы начали без вас, господин Штейн! - продолжает издеваться Сепп. - Вы были так заняты. Вы зажигали свечки в синагоге…

И опять смешки… Я прохожу на своё место. Лицо моё горит.

- Ничего, Саша, ничего! - тихо шепчет мне Ваня Фильков.

- На два часа без обеда! - кричит учитель чистописания.

Иногда после занятий мы уходили с Ваней Фильковым на большие песчаные отмели, тянувшиеся вдоль реки. Осень стояла хорошая, тёплая. Мы сбрасывали ранцы, ложились на песок и фантазировали.

- Вот было бы хорошо, если бы твой папа был у нас вместо Фёдора Ивановича! - мечтал я.

- Ну да, жди! -угрюмо замечал Ваня. - Так его и пустят в гимназию!

- А что, если бы Козёл вдруг умер?

«Нельзя ли попросить об этом бога на вечерней молитве?» - думал я.

Солнце ласково грело. Вода журчала у самых наших ног. Мы скоро забывали и о Фёдоре Ивановиче, и о наших обидах. С увлечением сооружали гигантские, как нам казалось, плотины, выкапывали широкие каналы и возводили над ними мосты.

Мы строили города из песка и щепок. Как радовались мы, когда первый бумажный кораблик гордо прошёл по широкому каналу и пришвартовался в главном порту!

Солнце на горизонте уже коснулось реки, когда Ваня всплеснул руками:

- Саша! Ведь ты опоздаешь на молитву!

Ваня любил меня и тоже немного боялся божьей кары.

Я в ужасе вскочил и помчался вверх, в гору. Ваня Фильков, схватив наши ранцы, бежал рядом со мной. Позади остался наш чудесный игрушечный город с портами и каналами, наш собственный мир - без синагог, без молитв и без Козла.

2

Холодный осенний дождь лил третий день без передышки.

Я сидел с Ваней Фильковым над арифметическим задачником Малинина и Буренина. Молодого, весёлого математика Владимира Андреевича Сенченко мы очень любили и уроки для него готовили всегда с особой тщательностью. С помощью Ваниного отца мы благополучно справились с задачей о встрече пешехода с велосипедистом на перепутье между двумя городами.

Выучив наизусть басню Крылова «Мартышка и Очки», мы несколько раз прочли её вслух друг другу и посмеялись над незадачливой обезьяной. Потом просмотрели картинки «Астрономии» Фламмариоиа, лежащей на столе Ваниного отца, и сложили книжки в ранцы.