Выбрать главу

Так вот и жили мы вчетвером в «теремке» - виолончелист, скрипач, актёр и поэт…

Поэт?… Ни одно из моих стихотворении пока не появилось в московских газетах.

Однажды я решил отправиться в ЦК комсомола. Работа в Росте (составление длинных отзывов о провинциальных газетах) мне наскучила. По комсомольской линии я работал в типографской ячейке и входил в бюро. Секретарём ячейки был мой старый друг Ваня Фильков, член

Московского комитета комсомола. В Москве не выходила комсомольская газета, и я решил предложить ЦК свои услуги в этой области. Так посоветовал Ваня Фильков, не преминувший, впрочем, и при этом случае ехидно напомнить мне о… «Путешествии на Луну».

Высокий белобрысый паренёк в отделе печати принял меня приветливо и сразу согласился с тем, что пора выпустить очередной номер газеты «Красная молодёжь». Последний вышел месяца три назад. С тех пор газета не выходила.

- Некому, знаешь, выпускать. Найди ты где-нибудь в коридоре поэта Безыменского. Ему это дело поручено.. Вот и валяйте, - сказал он мне, точно старому знакомому.

Я слышал о Безыменском и ещё в Липерске читал его первые стихи. После недолгих поисков я увидел на широком подоконнике в коридоре сутуловатого юношу с густой гривой волос. Наконец-то московский поэт с настоящим поэтическим видом!

- Товарищ, - спросил я в упор, - ты Безыменский? Он не отпирался. В тот же вечер мы долго сидели в холодной комнате отдела печати и намечали план очередного номера газеты «Красная молодёжь». Номер посвящался борьбе с голодом в Поволжье.

Мне очень хотелось написать поэму для этого номера. Её прочли бы и Брюсов, и Маяковский…

Но Безыменский безапелляционно заявил, что поэму напишет он. А мне он поручил написать фельетон… о борьбе с холерой.

Это показалось мне очень обидным. Поэзия - и вдруг холера! Но я привык подчиняться дисциплине, и потом уж очень хотелось мне увидеть своё имя напечатанным в московской газете.

Дома всю ночь писал я фельетон о холере. Мне казалось, что получилось ярко и хлёстко.

«…В жёлтом одеянии, с косой за плечами бродит зловещая старуха по поволжским дорогам… Старуха эта - холера…» Дальше шло образное описание её пути и художественно оформленные советы не пить сырой воды.

Несомненно, никто никогда не писал о холере с таким пафосом и вдохновением.

Утром я прочитал фельетон Вениамину Лурье. Он ничего не сказал, только заботливо потрогал мой лоб и тревожно покачал головой. А Безыменский отправил фельетон в набор, сократив его больше чем наполовину, выкинув особенно вдохновенные места.

Через день вышел номер газеты «Красная молодёжь» на двух полосах. На первой шла поэма Безыменского, а на второй целый подвал занимал мой фельетон.

Это был мой дебют в московской печати. Я вырезал фельетон о холере и в тот же вечер преподнёс его Нине Гольдиной: она ведь была медичкой. Я брал реванш за вечер в кафе «Домино».

В день напечатания фельетона я получил извещение о том, что зачислен студентом январского набора Московского государственного университета. Начиналась учёба. Открывалась новая жизнь.

УНИВЕРСИТЕТ

В первые недели я не пропускал ни одной лекции, хотя посещать их в ту пору было необязательно. Занятия проводились вечером. Целый день я работал в редакции газеты, куда устроил меня Ваня Фильков, а вечером отправлялся на Моховую. И каждый раз, открывая массивную дверь, вступая под своды старинного здания, в саду которого стояли высокие фигуры Герцена и Огарёва, испытывал какое-то необычайное чувство благоговения и гордости.

С каким почтением взирал я на старых, заслуженных профессоров! Апостольское благообразие Павла Никитича Сакулина, виртуозное красноречие Михаила Андреевича Рейснера - всё казалось мне захватывающе прекрасным.

И я слушал все какие только мог лекции - и по своему, литературному отделению, и по отделению права (там читал Рейснер!), и даже по отделению статистики (академическая борода профессора Вихляева!). Я слушал, слушал, слушал… Исписывал целые тетради, стараясь не про пустить ни одного слова. Где-то они у меня до сих пор сохранились, эти старые толстые черновики в клеёнчатых рубашках - лекции Георгия Ивановича Челпанова, Петра Семёновича Когана, Владимира Максимовича Фриче… Лекции профессора Котляревского, и академика Богословского, и академика Орлова… Это была пора первой любви. Пора первого накопления знаний. Сколько было тогда сумбура в голове, сколько путаницы! Но я учился. Впервые по-настоящему учился. А по ночам жадно читал книги, толстые книги по истории литературы. Книги о Грибоедове и Сервантесе, о Пушкине и Мольере…