В тот вечер мы долго не могли разойтись. Потом, как всегда, провожали Белочку домой.
А жила она далеко, у заставы. Муж её (она была замужем уже второй год) иногда приходил за ней в клуб.
По правде говоря, мы его недолюбливали. Он служил в райсовете фининспектором и никогда не интересовался нашими комсомольскими делами.
И что в нём нашла Белочка?… Впрочем, возможно, что я относился к нему пристрастно. Чего греха таить: я был влюблён в Белочку. Она сменила Нину Гольдину в моём сердце. Я никому не говорил об этом - и тем более ей самой. Но день, когда я не видел её, казался мне потерянным днём. Я ненавидел фининспектора и утверждал, что Белочка рано или поздно одумается, фининспектор - ошибка в её жизни, огромная, непоправимая ошибка.
Непоправимая? Почём знать! Я мечтал… Мне было восемнадцать лет, и казалось, что это настоящая любовь.
И вот мы провожаем домой Белочку. Она долго стучит в двери маленького домика. Не отворяют.
- Спит фининспектор! - враждебно крикнул Яша Шапиро.
Кажется, он так же ненавидит инспектора, как я. Это подозрительно.
Наконец дверь приоткрылась, и мы услышали визгливый голос мужа:
- Можешь идти туда, откуда пришла! Шлюха!…
Это нашу-то маленькую Белочку он назвал таким словом!
Мы бросились к двери все вместе. Но она уже захлопнулась.
Белочка, бледная, стояла перед нами. По лицу её катились крупные слёзы.
- Мерзавец!-сказал Яша Шапиро. - Я побью ему все стёкла!
- Надо сообщить в его ячейку, - мрачно вымолвил Ваня Фильков и решительно шагнул вперёд, словно именно теперь, во втором часу ночи, он собирался отправиться в эту ячейку.
- Что же теперь делать? - спросил Серёжа Иванов. А я молчал. Я взял руку Белочки и слегка поглаживал её.
- Он всегда так говорит со мной, - шепнула она мне. - Что мне делать, Сашенька? Что мне делать, ребята?…
И тогда тут же, у заставы, мы устроили летучее заседание бюро ячейки.
Много лет прошло с тех пор, но я никогда не забуду этого заседания.
Короткая летняя ночь уже кончилась, и полоса зари зарделась на горизонте, когда мы приняли решение. Я помню наизусть каждое слово: «Предложить члену комсомола Белозёровой уйти от мужа, терзающего её. Поселить Белозёрову в общежитии типографии». И ещё одно негласное решение было принято нами. Его мы утвердили позже, проводив Белочку до общежития и устроив её там.
- Ребята… - сказал сурово Фильков, - ребята, мы принимаем ответственность за Белозёрову, то есть за Белочку. Ребята, ответственность коллективная! Честь комсомола на карте! (Он любил иногда говорить торжественно и цветисто.) И если кто из вас осмелится подкатиться к ней индивидуально, греть будем без пощады!
Он пристально посмотрел на меня. Я густо покраснел. А Яша Шапиро тоже посмотрел на меня и глупо ухмыльнулся.
- О чём речь, Ваня? - возмущённо сказал, подняв плечи, Серёжа Иванов. - О чём речь?
А я? Я молчал. Мне нечего было сказать Ване. Мне стало очень обидно, но я понимал, что такое решение для меня - закон.
С этого дня какая-то неловкость появилась в наших отношениях с Белочкой. Мы по-прежнему ходили все вместе, по-прежнему занимались и гуляли, по-прежнему все гурьбой провожали её до общежития. Но исчезла простота. Каждый из нас боялся взять её за руку, как, бывало, раньше, потрепать её спутанные волосы, остаться с ней наедине.
Мы следили друг за другом. И от этого становилось тяжело.
А я любил её ещё больше. И мне всё чаще хотелось нежно погладить её маленькую руку.
Яша Шапиро совсем заскучал.
- Сашка… - сказал он мне как-то, когда все разошлись, - Сашка, я, кажется, заболею от этого решения.
Однажды нам прислали два билета в Большой театр на «Царскую невесту». Мы разыграли их по жребию.
Билеты выпали мне и Белочке. «Это судьба», - подумал я. Кажется, никогда я не был так счастлив.
Тут я увидел, что Ваня Фильков смотрит на меня тяжёлым, напоминающим взглядом. Я посмотрел на Белочку. Она заговорщически подмигивала мне. Она хотела пойти со мной в театр. Не впятером, а только со мной.
- Сашка, - сказал Серёжа Иванов, - Оля Воронцова очень хочет пойти в театр. Уступил бы ты ей билет…
- Будь джентльменом! - нехорошо улыбнулся Яша Шапиро.
Я отдал билет Оле Воронцовой и быстро отвёл взгляд от потускневших глаз Белочки.
И я впервые с ненавистью посмотрел на своих друзей.
Белочка похудела, ясные глаза её стали огромными. Как бы мне хотелось остаться с ней наедине! Обнять её, шептать ей ласковые, простые слова. Мне казалось, что ей тягостно, что она одинока среди нашей пятёрки.