Выбрать главу

Выздоровев, Фриско не проявил ни малейшего желания уехать; он расположился у миссис Гауг и вел себя как невесть какой важный постоялец. И Динни негодовал. Он ревниво наблюдал, сколько внимания миссис Салли расточает Фриско, и это и злило и огорчало его. По всему было видно, что Фриско занял его место в доме.

Глава LIV

По городу сразу пошли сплетни, когда стало известно, что полковник де Морфэ поселился у миссис Гауг. Все, а особенно старожилы, хорошо помнили слухи, которые ходили много лет назад насчет того, что Фриско неравнодушен к хорошенькой молоденькой жене Морри Гауга.

Разумеется, сейчас Фриско был уже человек пожилой, к тому же слепой и разорившийся, но он ухитрился сохранить свою всегдашнюю самоуверенность и щегольство. Его высокую худощавую фигуру часто можно было видеть теперь рядом с миссис Гауг — то он, смеясь и болтая с прежней беспечностью, шагал рядом с ней, опираясь на ее руку, то сидел с ней в парке — маленьком оазисе, устроенном недавно посреди города. Словно молодые влюбленные, они совершенно не замечали окружающих.

Очень хорошо, конечно, болтали досужие языки, что миссис Гауг взяла на себя роль доброй самаритянки, пока полковник де Морфэ был болен и нуждался, — старожилы всегда поддерживают друг друга в трудный час. Даже Динни готов был забыть о том, как вел себя Фриско в дни своего процветания. Но не может же миссис Гауг рассчитывать, что порядочные люди одобрят ее теперешнее поведение в отношении полковника де Морфэ. Да она и не рассчитывает на это, призналась Салли, когда Динни, набравшись храбрости, сказал ей, что «люди стали судачить».

Динни был обижен и оскорблен, что Салли отнеслась к его словам и заботе о ней равнодушно и даже посмеялась над ним.

— Если вы так на это смотрите, может, мне лучше убраться отсюда? — сказал он.

— Бросьте глупить, Динни. — нетерпеливо сказала Салли. — Этот дом всегда был вашим домом и всегда будет, надеюсь. Но это и мой дом, и я хочу жить в нем, как мне нравится.

Никогда еще не были они так близки к ссоре, и Динни струхнул при мысли, что у него может выйти серьезный разлад с миссис Салли. Это просто немыслимо — слишком долго связывали их узы взаимной привязанности и симпатии. Динни чувствовал себя несчастным и сказал с убитым и сконфуженным видом:

— Мне и в голову не приходило, что вы не можете поступать как хотите, мэм. Да только мы с Фриско никогда не ладили, — нам, пожалуй, нелегко будет ужиться под одной крышей.

— Но он очень изменился, вы же знаете, — заступилась за Фриско Салли.

— Поздновато он научился уму-разуму, — проворчал Динни. — Уверен, что он только шкуру сменил. Если ему хоть малость повезет, он опять будет подпевать заправилам.

— Может быть, вы и правы, — согласилась Салли. — Но для меня так много значит, что Фриско живет здесь. Я уже давно не была так счастлива. Ведь мы с вами старые друзья, Динни, и я могу вам это сказать. Вы столько раз выручали меня, я просто не знаю, что бы я без вас делала. Я и думать не могу о том, чтобы вы уехали. Мне очень грустно, что вы почувствовали себя чужим в этом доме только потому, что…

— Раз вы хотите, чтобы я остался, — ладно, — сказал Динни. — Не надо огорчаться из-за меня, мэм. Я всегда буду рядом на случай, если понадоблюсь вам.

Салли рассказала обо всем Фриско. Он расхохотался и заявил, что не ревнует ее к Динни и вовсе не собирается посягать на его права в этом доме и постарается задобрить старика. Уверен, что они поладят — лишь бы Динни понял одно: Фриско и Салли любят друг друга. Единственное право, на которое претендует он, Фриско, — это право держать ее в своих объятиях. Он понимает, что в его положении нельзя требовать слишком многого. Если Динни не влюблен в миссис Гауг и может примириться с тем, что у нее впервые есть возлюбленный, — что ж, Фриско возблагодарит судьбу и оставит за Динни все, что принадлежит ему по праву: привилегию быть советчиком Салли, ее, так сказать, наставником и правой рукой в хозяйстве.

Уладив вопрос о мирном существовании под одной крышей Фриско и Динни, Салли почувствовала себя счастливой и беззаботной, как девочка. Она необычайно расцвела в это запоздалое лето своей любви к Фриско. Стала больше заниматься своей наружностью, тщательно одевалась и слегка подкрашивала губы, выходя с Фриско из дому. Она помолодела на несколько лет и была очень хороша: седые волосы нисколько не портили ее, огромные карие глаза радостно сияли под тонко вычерченными бровями, на губах играла счастливая улыбка.