Он несколько раз просил Валерию стать его женой. Валерия Николаевна грустнела, целовала его и неизменно говорила:
— Не надо, капитан. Разве нам плохо сейчас? Я люблю вас. Вам этого мало?
Она была независимой, хорошо зарабатывала, привыкла жить одна, и замужество казалось ей ненужной обузой. Нардин же боялся ее потерять.
Валерия жила в отдельной квартирке в большом современном доме. Там они встречались, и Нардин нетерпеливо ждал этих встреч. На судно она никогда не приходила, понимая, что это неудобно для Нардина.
Последний раз перед отъездом Валерии Николаевны в очередную экспедицию она, как всегда шутливо, сказала:
— Мне бы хотелось уйти от вас, капитан, раньше, чем вы меня разлюбите. А ведь так скоро будет.
— Ты судишь по себе? — рассердился Нардин.
— Нет, мой капитан. Такова жизнь, — грустно сказала Валерия. — Я знаю, что так будет. В вечную любовь я не верю.
К чему она завела этот разговор? Полюбила другого? Очень редко от нее приходили маленькие, остроумные письма, написанные на обрывках бумаги неровными каракулями.
Сейчас Валерия Николаевна работала где-то в Тазовской губе. Нардин скучал по ней, несколько раз пытался написать, но экспедиция часто меняла места работы и писать было некуда. В каюте на столе стояла фотография Валерии Николаевны. Фотограф сделал ее более красивой, чем она была в действительности. Глядя на улыбающееся лицо Валерии, он думал: «Что же у нас дальше-то будет?»
Размышления Нардина прервал голос, раздавшийся у иллюминатора:
— Владимир Васильевич, можно к вам по личному делу?
Капитан узнал матроса Субботина.
— Заходи.
Через минуту матрос появился в каюте.
— Вы меня извините, Владимир Васильевич, — смущенно проговорил он. — Дайте мне немного денег авансом. Я знаю, что не полагается, но очень надо.
— Зачем?
— Подарок Верке сделать. У нее завтра день рождения. А у меня деньги кончились. Как-то не рассчитал…
— Аванс не могу, Субботин. А из своих дам. Сколько тебе?
— Да рублей десять.
Нардин достал из кармана деньги, протянул матросу.
— Спасибо. В получку отдам.
— Ладно, иди.
Нардин любил свою команду. Знал семейные дела каждого, планы, горести, мечты. Ему были известны даже мелочи: матрос Петухов купил холодильник, за ним он долго стоял в очереди, моторист Соколов выступал со своими стихами в Доме культуры и имел успех, а Кейнаст собирается в Эстонию навестить родичей… Он никогда не оставался равнодушным ко всем этим житейским мелочам. Капитан радовался вместе с людьми и горевал вместе с ними.
Курсанты менялись часто. Но и к ним Нардин присматривался, старался узнать их поближе. Так он познакомился и с Троневым. Парень вахтил у трапа. Увидев нового человека, Владимир Васильевич остановился.
— Как ваша фамилия?
— Тронев.
— Нравится море?
— Нет.
— Вот тебе на́! — искренне удивился Нардин. — Зачем же пошли в училище?
— А так… Посмотрю, может, и понравится.
— Плохо, Тронев. В море идут по призванию.
— Плохо, товарищ капитан. Но не все еще потеряно. Проба. Первое знакомство, так сказать. Посмотрю, решу.
Тронев стал охотно рассказывать о себе, почему и зачем пошел в Мореходку. Он понравился Нардину. Курсант говорил правду, не прикидывался энтузиастом. Многие ребята клялись ему, что любят море, а потом после первого плавания уходили на берег…
Нардин вспомнил, что обещал начальнику училища завтра подать подробный рапорт о готовности «Ригеля» к плаванию, и, хотя ему совсем не хотелось сейчас этим заниматься, он принялся писать.
СТАРПОМ
Юрий Викторович Моргунов, старпом «Ригеля», лежал на койке, курил и предавался невеселым размышлениям. Вчера у него был неприятный разговор с капитаном. Нардин сделал ему замечание, правда, в очень деликатной форме, но все-таки замечание. Ему — однокашнику. Капитан обходил судно и в продуктовом ящике обнаружил почерневшую капусту. Всего один мешок. Убытков на копейки. Мелочь! Стоит ли говорить!
Напрасно он согласился пойти на «Ригель» старпомом. Ведь знал еще по Мореходке, какой у Нардина характер. Ошибка, ошибка… Как же он так промахнулся? Моргунов сердито швырнул окурок в пепельницу. Окурок завертелся и упал на палубу. Старпом чертыхнулся, но не встал. Было лень.