Ну мы, конечно, говорили по-русски, те — по-английски. Старик, видимо, услышал наш разговор и к нам:
— Русские?
— Русские.
— О, гад дем! Как я рад. По этому поводу надо выпить. Эй, Дэвид, замороженного шампанского три бутылки!
Старик шпарит по-русски, как мы с вами. Мы его, конечно, спросили, кто он.
— Я, — говорит, — капитан теплохода «Блэк Пойнт», вон на рейде стоит. Десять тысяч тонн груза берет. Сам я латыш. Уроженец Виндавы. В Штатах живу сорок лет. Подданный США.
— Ну и как? — спрашиваем.
— Отлично, — говорит. — Во! — хлопает себя по карману. — Пленти долларз. Семья во Фриско. Жена, дочь, сын, внучка. Дом. А вы как?
— Ничего, — говорим, — хорошо.
— Ну, как там в Виндаве?
— Порядок, — говорим. — Не узнаете.
Выпили мы шампанского. Старик свою компанию бросил, к нам пересел, не знает, чем нас угостить. Сорит деньгами. Мы его уже и останавливали, а он ничего слушать не хочет. Разошелся капитан.
Посидели мы в баре, а потом решили пойти с ним к нам на судно.
Мы капитана хорошо приняли, кофе соорудили, достали черный хлеб, квашеную капусту, белые маринованные грибы, икру. Знали, в общем, что ему будет приятно. Но он погрустнел, нахохлился, смотрит на нас как-то странно. В кают-компании собралась почти вся команда.
Вдруг он говорит:
— Слушайте, братцы, а нельзя мне к вам, в Россию?
— Как в Россию? Вы же американец. Дом, жена, внучка, пленти долларз?
— Какой я американец? Латыш я. Не надо мне ничего. Мне бы в Виндаву, на Клаус иела, в маленький домик с геранью, с развешенными на заборе сетями, с запахом трески… Я из рыбаков. Походить бы по родной земле. Я, конечно, понимаю, что уже поздно, скоро отправляться туда, — он поднял палец кверху, — но вот сколько живу здесь, поверите, так бы и улетел домой в Латвию. Пивка бы выпил со старыми друзьями, поспорили, в скат поиграли… Как хочется, чтобы меня окружало все, к чему я привык в детстве. Вот так, ребята.
Он долго сидел у нас, все не хотел уходить. Мы ему уже стали говорить, что, дескать, поздно, а он ни в какую.
— Гад дем! Я капитан. Сколько хочу, столько и сижу.
Ушел он с огромным пакетом. Он у нас попросил черного хлеба и кислой капусты. Ну, а мы ему еще всякой всячины напихали. Веточку березы, которую из Союза привезли и хранили в воде, поцеловал и с собой унес. Я к чему это рассказал? Вот, как будто человек все имеет, а ведь главного-то и не хватает. Не хватает всю жизнь…
Курсанты затихли.
— Мне говорили, что большинство эмигрантов заболевают неизлечимой болезнью… Забыл, как она называется, — проговорил Батенин, прерывая молчание.
— Ностальгия. Тоска по родине.
— Вот-вот.
— Я читал письма Шаляпина. Как он тосковал последнее время. Имел, кажется, все. Деньги, славу, почет. А радости не было, — сказал Тронев.
— Мне жаль людей, оказавшихся без родины, — задумчиво сказал Нардин. Мне приходилось часто разговаривать с такими… Ну, ладно… Скоро будет поворот. Подходим к Ярвекалла.
Нардин поднялся, пошел на корму в рубку. Через сорок минут надо было менять курс.
Умеренный ветер подгонял «Ригель». Светило солнце. Было жарко. Курсанты с удовольствием мыли судно, дурачились, окатывая себя прохладной водой из шланга, в свободное время лежали на палубе, загорали. Нардин решил устроить игру «во мнения». Он практиковал ее ежегодно, после того как курсанты побудут на «Ригеле» месяц-другой и лучше узнают друг друга.
Он считал, да и вся команда тоже, что эта игра приносит несомненную пользу.
«Ригель» подошел к южному берегу залива, встал на якорь. После обеда все курсанты, офицеры, штатная команда собрались и расселись на верхней палубе у грот-мачты. Курсанты заметно волновались. Ведь сейчас о них будут говорить помощники, механики, боцман и матросы все, что они захотят, все, что заметили за время пребывания практикантов на «Ригеле». Хорошее и плохое. Правила игры не разрешали курсантам высказываться. Они могли только выслушивать мнения о себе. Некоторые курсанты для того, чтобы скрыть свое беспокойство, подсмеивались над предстоящей игрой. То там, то здесь слышались шутливые замечания.
— Выдадут тебе, Иван, сегодня сполна. За то, что ешь много, мало работаешь.
— А я знаю, что скажет старпом про тебя. Дневник практики грязный, как у приготовишки. Кляксы на каждой странице.
— Тебе вспомнят опоздание на вахту, Орел…
Пришел Нардин. Наступила тишина.
— Итак, товарищи, — сказал капитан, — начинаем игру «во мнения». Условия вы знаете. Курсанты слушают, остальные высказываются. Говорить можно все. Первый по списку — курсант Шейкин.