Вскочил высокий худой курсант. Он улыбался, взгляд его говорил: «Ну, давайте, послушаем».
— Шейкин. Что я могу сказать о нем? — проговорил старпом — ему полагалось высказываться первому. — Ничего курсант. Средний. Особо вперед не лезет, дело свое делает. Конспект ведет. Достаточно дисциплинирован. Замечаний не имеет. Все.
— Мне можно? — встал Кейнаст. — А я заметил, что Шейкин любит показать свою работу, когда начальство близко. Тут он трет, трет, быстро, быстро. Начальство ушло — Шейкин перекур делает. Курит долго. Это не есть хорошо. Работать надо ровно.
Курсанты засмеялись. Шейкин покраснел, хотел что-то сказать, но, вспомнив правила игры, только покачал головой. Сзади кто-то сказал:
— Что, Сережа, макнул тебя боцман?
— Вообще, Шейкин должен работать поживее, — » сказал, вставая, матрос Боков. — А то пока он раскачается шкот или фал выбрать — другие уже сделают. Так ничего парень, неплохой.
— Есть еще мнения о курсанте Шейнине? — спросил Нардин. — Следующий — Курейко.
Курсант встал.
— Курейко курсант хороший, — сказал старпом, заглядывая в какой-то листок. — Старается. Работает быстро. Конспект ведет отлично…
Курейко расцвел в улыбке.
— Только есть у меня замечание.
Курейко сделал непонимающие глаза.
— Да, да. Есть. Уши плохо моет. Последний раз при увольнении пришлось вернуть от трапа, — обратился к сидящим старпом. — Как маленький.
Курейко покраснел.
— Один только раз и было! — выкрикнул он.
Нардин строго остановил его.
— У вас нет права голоса, курсант Курейко.
— Не один раз, Курейко, а несколько раз. Обратите внимание на уши, — назидательно сказал старпом.
— И потом он, — хихикнула Зойка, — два раза чужие порции съел. Поменьше надо едой увлекаться, стихи лучше читай.
— Ха-ха-ха, — засмеялись сидящие.
По очереди поднимались курсанты, все реже слышались шутки, все напряженнее, серьезнее становились лица.
Часто говорили неприятные вещи. Курсанту Гусарову — маленькому, толстому, флегматичному парню, не стесняясь, выложили мнение о нем.
— Как относится Гусаров к товарищам? Надменно, свысока, всех считает ниже себя. Почему? — возмущенно спрашивал матрос Рязанов. — Да потому, что у него отец заслуженный адмирал. Так ведь не он, Гусаров, адмирал, а отец. Нехорошо, пусть подумает. Он со мной на мачте работает, так там он не блещет…
Плохо пришлось и курсанту Торчинскому. О нем сказал старший механик:
— Я вот плаваю всю жизнь. Много видел людей. Разбираюсь в них. А такого, как Торчинский, вижу в первый раз. Что он за человек? Работает неохотно, норовит где можно сачкануть, дело знает плохо. Учиться не хочет. И все с таким ласковым лицом, вроде он самый послушный: «Есть, есть, есть». А на самом деле ничего нет. Ни с кем по-настоящему не дружит…
Вспоминали все недочеты. И неубранные койки, и незашнурованные ботинки на авралах, и курение в кубриках. Грязные ногти, неопрятный вид, засаленную одежду.
Хвалили Тронева, Батенина, Тихомирова. «Работяги. Порядочные парни. Уживчивые». Троневу было приятно слышать лестное мнение о себе. О нем высказался капитан: «Отличный рулевой. Серьезный курсант. Вот только жаль, если он не будет плавать в дальнейшем. Кажется, у него другие планы». Все смотрели на Виктора с любопытством. Он никому не говорил о том, что не хочет плавать. Напрасно вспомнил об этом капитан.
Когда закончили обсуждение всех курсантов, Нардин попросил слова:
— Следующую игру устроим в конце нашего плавания. Сделайте, ребята, правильные выводы. То, что вы сегодня услышали, только для вас. Дальше «Ригеля» наши мнения не пойдут. Кое с чем вы, вероятно, не согласны? Ну что же. Каждому из команды было предоставлено право говорить, что он хочет. Но, бесспорно, многое из того, что вы услышали, правда. Поэтому подумайте и постарайтесь исправить свои недостатки. На этом — конец игре. Пообедаем и будем сниматься с якоря.
Игра взбудоражила курсантов. С палубы уходить не хотели.
— Ну, здорово нас сегодня продраили, с песочком, — сказал Тихомиров. — Полезно.
— Тебя-то не драили, а лаком покрывали. Поэтому и понравилось.
Больше всех кипятился Курейко:
— Про уши зря старпом. Несерьезно. О работе и учебе надо говорить. Я у него тоже кое-что могу заметить…
— Разве адмирала прилепили не зря? — вконец разобиженный спрашивал курсант Гусаров. — Что им мой батя дался?
— Правильно с адмиралом. Поменьше бы тебе фанаберии, лучше будет.