Мэроу подошёл к стойлу, где стоял Рубашка, при его приближении конь поднял верхнюю губу, обращая тёмные умные глаза на лежащее на ладони лакомство. Мэроу подошёл ближе. Вначале он скормил рубашке морковку, а потом уже и яблоко. Всё же те выглядели, да и пахли куда аппетитнее овса. Он положил ладонь на шею коня, за ухом, с удовольствием ощущая живое тепло и лошадиный запах.
Ещё долго он чистил губкой Турру и Рубашку, не забыв почистить и копыта, Елейной как всегда занялся Фрар. Потом нужно было разнести овёс и насыпать его в кормушки, под конец Фрар заметил, что неплохо было бы и навоз убрать. Чем и пришлось заняться.
— Таламон сказал, что ты конюхом хочешь стать, — между прочим, заметил Фрар сидя на большой куче соломы у двери, окружённый старыми мешками. Сегодня его рубаха и штаны были на удивление чистыми, не то, что обычно.
Спал он летом тоже в конюшне, прикрывшись овчинным тулупом, если было прохладно. Тулуп, купленный в Большом Лазе, висел тут же, на большом крюке, вбитым в стену.
— Хочу? — откликнулся Мэроу, как раз закончивший с уборкой. Он вдруг весь выпрямился, как тростник и резко обернулся к Фрару, довольно сощурившемуся на соломе.
— Ну да, хочешь. Так я скажу тебе, дело это нелёгкое. Это ты так пришёл, пару раз убрать помог, а ведь лошади тебя не любят, разве только самые добродушные. Тут нужно суть их чувствовать, их внутренней жизни отвечать, а не только яблоки время от времени подсовывать. Любить их нужно очень, понимаешь, а тебе что важное доверь, оно же издохнет.
— И когда это у меня что издыхало? — настойчиво поинтересовался Мэроу, подходя к развалившемуся Фрару.
— Не издыхало, так издохнет, — размеренно пробормотал конюх. Крепкие жилистые руки он заложил за голову и, открыв один глаз как черепаха, усмехнулся Мэроу. — Ты, парень, послушайся моего совета, придумай себе другое занятие, лучше уж еду готовь. Или там за огородом следи, хоть и это у тебя не сильно шибко-то выходит. А ещё лучше, — и конюх заговорчески усмехнулся, — найди себе жёнушку в деревне, устройся учеником у её отца и живи себе до смерти, добра наживая.
— Вот у каждого своё место в жизни должно быть, — бормотал, засыпая, Фрар. — Белки орехи в дупло на зиму стаскивают, ремесленники всяким там занимаются. Коваль куёт, охотники дичь добывают, жёны пироги пекут и бельё стирают, детей рожают, я за лошадками ухаживаю, слежу чтоб сыты были, жажды не испытывали, вычищены, довольны… Маги вон, людям помогают, мир изучают и так далее, и ты себе место подходящее найди. Какой ты, такое место должно быть.
Последние слова Фрар то ли произнёс, то ли выдохнул. К счастью для лошадей, он не храпел.
Серое утро сменилось таким же непогожим серым днём. Мэроу наблюдал за посапывающим Фраром, то и дело поглядывая в окна. Дождь, как ни странно, только усиливался, по стеклу стекали уже не капли, а целые ручейки. Не то чтобы ему нравилось сидеть в четырёх стенах, но дождь Мэроу любил.
Он подошёл к двери и приоткрыл её ровно настолько, чтобы можно было высунуть руку наружу. Тяжёлые увесистые капли забарабанили по ладони, собираясь в центре. Мэроу перевернул руку и они, так же как и остальные полетели вниз.
Дверь открылась шире. Ни скрипнула, тихо, как и полагается хорошей двери на службе у хорошей конюшни. Шаг вперёд, и вот уже Мэроу под стеной дождя. И капли, заливающие лицо нещадно терзали ещё миг назад сухую одежду. Он вышел в цент двора и запрокинул голову.
Вышедший из дома Лант уверенно подошёл к нему и так же запрокинул голову. Юный маг в своей алой мантии и высоких сапогах, привезённых из Лесовика, развёл руки в сторону.
— Эй, дождь! — голос Мэроу звонко взвился над лесом.
— Дождь! — Улыбаясь, вслед прокричал Лант.
— Дождь! — ещё громче, перекрикивая стук капель о металлическое колодезное ведро, перекрикивая подпрыгивающую воду в лужах и прямые струи, захлёстывающие лицо да хватающие за пальцы.
— Эйй! — крикнул Лант. — Дождь!
Лило как из ведра. Всё сильнее и сильнее. Отливавшие по краям фиолетовым, серые тучи сбились, растянулись руками, заслоняя сырое небо. Точно дальние путники, не теряющие надежды достигнуть крепости и там познать долгожданный покой; тучи не собирались останавливаться на середине пути. Их ещё ждали другие земли, которые предстояло омыть, другие реки и озёра, нуждающиеся во влаге, и тёмное озеро Андин, враждебное и чужое.
Звонкий смех.
— Дождь!
2
Старое эхо
Громкий топот и беспокойные голоса заставили Ланта открыть глаза. Лунный свет заливал широкую комнату, загоняя ночную темень подальше в углы под кровать. В середине комнаты из голубоватого света образовалось небольшое призрачное озерцо, а по его краям вся мебель: стол на высоких дубовых ножках, кресло, три стула с искусно вырезанными спинками, шкаф, сундук, всё точно надвинулось вперёд, увеличившись в несколько раз. Судя по ярким сверкающим звёздам, была глухая ночь.