— Как не знать, знаем о ком ты. Как не знать. — Эгман не менее красноречиво усмехнулся и довольно погладил короткую коричневую бороду. Широкая улыбка растянулась на его лице и даже глаза как-то по-особенному заблестели. — Кто ж в чужие деревни-то не лазил по молодости лет? — И он добродушно обернулся к Олмаху:
Знает каждый камышок:
Только вырастет с вершок —
И давай себе мечтать,
О камышечке страдать.
— Как не знать, — недовольно пробормотал портной, потеряв всякий интерес к двум незнакомцам.
— Теперь ясно чего лошадей отпустили. Думаете, выдадим? По коням отследим. Вы давайте топайте отсюда побыстрее. И что б ни слуху, ни духу от вас больше, ясно. Идите куда хотите, только если сами знаете кто узнает, что вы к её дочери пробрались, мы вас не видели? Молчок, ага?
— Да, — тут же отозвался Лант и быстро, кивнув дозорному, поспешил вперёд по дороге. Следом за ним шёл, не отставая Мэроу. Скачущие и не смыкающие всю ночь глаз, оба переставляли ноги не так быстро, как ожидали. Но Лесовик был и впрямь, довольно близко. Солнце уже припекало, так что оба перестали зябко ёжиться.
— Мэроу, у тебя есть с собой оружие? — спросил Лант, ускоряя шаги.
— Кинжал Фрара.
— Если кто-то его увидит, скажешь это из-за разбойников.
— Считаешь понадобиться его доставать?
— Не знаю, — сказал Лант, ступая всё быстрее и быстрее. — Слышал, в долине появилась северная стража, кто его знает из каких именно земель. А может разбойники попадутся или что-нибудь произойдёт в деревне.
Отсюда дорога была посыпана мягким белым песком, где лишь изредка встречались упавшие сосновые иголки. Через сорок шагов уже красовались как большие старые дубы, так и молодые, совсем тонкие. А ещё через пятьдесят справа показались деревянные крыши Приречья, через которое протекала небольшая река — Дубовка.
Когда же дубов стало становиться меньше, а на смену им вновь пришли сосны, большой воткнутый в землю столб, с прибитой доской-стрелкой, указал налево. Они подошли к Лесовику.
Разброс крепких изб и тихий людской гомон встретил двух путников. Тут и там глазам попадались уложенные брёвна, из которых и были сложены сами избы, ровные и крепкие, иногда украшенные грубой резьбой. Под широкими окнами стояли лавки, попадались старые и новые телеги, несколько колодцев, амбары, примостилась у другого края деревни и кузница.
Тут же, не отходя далеко от столба, возвышалась двухэтажная небольшая харчевня, где многие собирались по вечерам, после трудного рабочего дня. Где курили трубки и поглощали пиво, делились новостями и обсуждали всё значимое. Харчевня была украшена резьбой больше остальных домов, вырезанные травы и листья обвивали подоконник, дверь и крышу. Главный вход выходил на квадратную деревянную площадку, другой во внутренний двор — окружённый такими же небольшими хозяйственными пристройками. Из трубы валил густой дым.
Где-то залаяли собаки, и тут же одна маленькая чёрная с белым меховым воротником перебежала дорогу, скрываясь за избой.
Кое-кто из местных бросил любопытный взгляд на пришедших, но так ничего и не сказав, продолжил заниматься своими делами.
В целом, жители Лесовика ничем не отличались от жителей всей долины, спрятавшейся как улитка в раковине среди кольца гор и леса. Разве что Лесовик был последней деревней или первой, смотря, откуда считать. Первой от прохода — ущелья, где из долины можно было выбраться во внешний мир. Этим единственным путём наёмники и проникали сюда, ища лёгкой наживы среди непривыкших воевать жителей. Оттого в Лесовике — где чаще попадались разбойники — каждый носил при себе топор, даже дети получали по маленькому топорику, с которым привыкли обращаться чуть ли не с первых шагов. Все носили овчинные куртки, которые обменивали на разные инструменты и дичь у приречных. Штаны из грубой материи и сапоги, не такие высокие, как привык Лант, но и не низкие, как в Приречье, где больше было пастухов на лужайках, и мало кто совался в лес. В лесу иногда можно подцепить кучу клещей, а потом и борись с ними до посинения. Жуки-древесники могли прогрызть обувь и забраться в сапог, могли попадать за шиворот. Змея какая попадётся. Хорошо если уж, их тут много, а там и гадюка подвернётся.
Мальчишка лет шести, пристально следивший за Лантом и Мэроу, подобрался ещё ближе, так что Лант подозвал его к себе.
— Как тебя зовут? — обратился Лант к мальчику, выпачканному с ног до головы похуже Мэроу. Мальчишка утёр нос тыльной стороной ладони и ещё немного подумав, всё же выговорил своё имя. — Нандин звать.