— Нандин, тут сегодня никто не проезжал? — спросил Лант, улыбаясь мальчишке, так что тот расплылся в такой же улыбке, а может ещё шире.
— Никто.
— И никто новый не проходил?
— А-а, — светлая голова быстро с готовностью замоталась из стороны в сторону. — Все новые вот сюда заходят. — И он кивнул на харчевню. Вам туда?
— Похоже, туда, — отозвался Лант поворачиваясь к Мэроу, и они прошли к высоким крепким дверям харчевни.
Только Лант хотел отворить двери, как к ним вышла сама хозяйка, крепкая и наливная, как яблоко. Она радостно распахнула двери, вытерла руки об заляпанный маслом фартук, обсматривая чужаков и тут же, быстро впихнула обоих вовнутрь. Успела затворить за ними двери и усадить гостей за стол.
Кругом всё было из дерева: и расставленные в беспорядка затёртые от времени столы, и лавки, стулья. Пол тоже был деревянным, но на удивление гладким и казался мягким и тёплым. В уголках стен висели засушенные травы и ягоды, на других стенах сушились грибы на нитках, тут и там глазу попадались связки чеснока.
За всю свою жизнь Кошна, хозяйка харчевни, привыкла к вечерним сборам, готовилась к ним с самого утра. Жарила, пекла, гоняла мальчишек и девчонок, чтобы те делали всё исправно и не ленясь. Нежданные гости же попались рано утром, когда и предложить-то ещё не было чего поинтереснее.
— Какие славненькие, — пролепетала женщина взъерошивая волосы Ланта, чего тот совершенно не ожидал, но всё же сохранил полное спокойствие. Заза недолго позволяла себе сюсюкать с ним, пока "господин маг" впервые не показал при ней свои недюжинные магические способности. Луса обычно ходила тихо и незаметно, предпочитая с магами вообще не разговаривать, а если и придётся — то исподлобья.
Хозяйка умилённо сложила руки, и тут только Лант вспомнил, что с собой у него нет никаких денег. Даже ничего ценного, на что можно выменять завтрак.
Окно, у которого стоял их стол, как и большинство окон харчевни, выходило на единственную улицу или же дорогу как посмотреть, пролегавшую через деревню. Тут удобнее всего было ждать Тиену не обращая на себя ненужных взглядов.
— У нас нет… — начал, было, он, но тут со второго этажа послышались громкие стоны и проклятья.
Хозяйка харчевни встрепенулась, бросила беспокойный взгляд наверх.
— Дед мой заболел, девяносто шестой год ему, всё ходил крепкий, поговаривал: "Когда перестану работать, тогда и помру. Тогда и в землю зарывайте". Дрова колол, на охоту ходил, а теперь захворал и ничего не помогает. Вы тут посидите, а я сейчас. — С этими словами Кошна заспешила вверх по крутой лестнице.
Вновь раздались стоны и проклятья. Затем проклятья прекратились и только резкий затихающий голос что-то бормотал на втором этаже.
Лант поднялся с лавки, на мгновение задержав взгляд на Мэроу.
— Если увидишь Тиену, не дай ей уехать.
Мэроу кивнул, положил руки на стол, и тогда Лант поднялся вверх по лестнице вслед за хозяйкою харчевни.
На втором этаже было всего две двери, и только из-за одной слышалось приглушённое бормотание. Лант постучался. За дверью тут же притихли, последовали быстрые шаги и розовощёкая хозяйка недоумённо уставилась на стоящего перед нею.
— Я разбираюсь в травах, — пояснил Лант и видя, что женщина по-прежнему молча преграждает путь в комнату, добавил:
— Меня учили готовить разные целебные настойки и мази.
— А, — протянула Кошна не сразу сообразив, всё ещё вопросительно смотря на Ланта. Но в сторону всё же отошла, давая возможность тому пройти внутрь.
Комната была маленькой, двое с трудом помещались у узкой лавки, на которой и лежал старик: большие синие мешки залегли под умными глазами, кожа была белой точно мука и жёлтые пятна покрывали шею и иссохшие руки. Старик дышал часто и нервно, быстро вращая глазами из стороны в сторону.
Тяжёлый, удушливый запах, перемешанный с запахом разных трав, обещал стать невыносимым к полудню.
— Кого ты привела? — строго спросил старик, обращая пристальный взгляд на Кошну, которая словно сделалась меньше при виде деда. Затем старик вновь посмотрел на Ланта, стоящего прямо перед ним. — Не гоже тебе смотреть, иди себе, рано ещё думать, рано видеть. — Не смотря на слабость и вялость попыток пошевелиться, всё же было нечто крепкое и непреступное в этом теле. Как камень в ручье, крепкий сверху, песчаный внутри, и вот уже вода добралась до его сердцевины. — Рано.
— Он травник, — сказала внучка, вытирая и без того чистые руки об передник.
— Травник говоришь, — голос стал ещё твёрже. — А что мне травники? — Наша Лоя сколько настоек давала, сколько трав приносила да поджигала. — Старик с трудом облизал пересохшие губы. — Что можешь ты, когда сам ещё вчера только из яйца вылупился? — И он улыбнулся.