— … уважать. Мой дед сам построил свой дом, сам вырыл колодец, посадил сад и огород. Потом и жену привёл, и они уже вместе работали. Помню, вставали они, ни свет, ни заря, и давай работать. Траву вырывать. Оно когда дожди бурьяна полным полно. Яблоня постоянно осыпалась, так что я у яблоки с земли собирал, а потом из них бабушка варенье делала. — Таламон прикрыл глаза, сидя в своём глубоком кресле и слабая улыбка тронула сухие губы. — Ещё я должен был корову пасти. Она у нас одна была, Яра звали. Повёл я её как-то к полю, а она возьми да и побеги стремглав, здорово тогда протащила. А я потом сижу, слёзы утираю, обидно мне… Как же давно это было и как странно вспоминать. Словно и не со мной, словно другой мир.
Таламон открыл глаза и в свете свечи они блестели как два раскалённых угля на мраморном лице. Тонкие и сильные руки покоились на подлокотниках. На нём была алая накидка, ныне казавшаяся чёрной.
— Теперь, столько лет спустя, куда же ушёл тот мальчик? — Маг взглянул на Мэроу, словно проникая в его разум и ища там нечто своё. — Труд сотворил стольких достойных людей. Я вижу их каждый день. Мне нравятся их лица и улыбки, и маленькие дома и внуки, подающие кувшин воды. Они счастливы. У них есть земля и семья, а что ещё нужно человеку? Они не ленятся, потому что зимой нужно что-то есть. Вот ты, ты же зимой ешь.
Мэроу напряжённо поёжился в кресле. Сверкающие глаза Таламона так и прикипели к нему, заставляя внутри что-то переворачиваться при каждом слове.
— Ем, — сказал он бесцветным голосом.
— Зазе, Фрару и Лусе тяжело одним.
— Знаю, — последовал такой же скупой ответ. Взгляд скользнул по столу, заваленному книгами и свитками, развёрнутыми и скрученными, по чернильнице с длинным белым пером, пушистым у основания, по узкой кровати и сундуку у двери. И остановился на догорающей свечи, которая капля за каплею, горячим воском истекала на старый подсвечник. Трепещущий огонёк склонялся то в один бок, то в другой, то вспыхивал чуть ярче обычного.
— Тогда ты понимаешь, что лучше не ленится. Тебе всё равно рано или поздно придётся ухаживать за собой. Когда Фрар постареет, ты станешь конюхом, тебе нравятся лошади.
— Видел я лень, Мэроу, ох и противная она. Знавал я когда-то одного управляющего харчевни. Всё у него дети делали. А он знай себе, целыми днями возлежит на подушках и пиво пьёт из кружек. Всё пьёт и пьёт Его так уже в деревне и прозвали Бочка. Живот отрастил как тыква. К нему женщины приходят на смотрины, всё же деньги водятся, погреб полный и дети послушные, а Бочка пиво отхлёбывает. Вытирает пену с усов и только и говорит им: "А ну ка поворотись, да бёдра покажи, а что й это они у тебя аки…", — Таламон промолчал и улыбнулся. — И знаешь, они, то есть женщины, и впрямь поворачиваются, позы поинтереснее принимают и улыбаются. Все румяные, все красивые. Да ведь Бочке больше жён не надо, его жена пока жива была — всё его гоняла, а теперь раздолье. Лежи, ешь, пей да на детей покрикивай.
Ну разве это жизнь? Ни воли, ни простора. Ни смысла. Всем он забавен, но кто же его любит? Что он такого сделал? Для себя или для кого-то.
В окне светилось Возрождающееся. Три звезды. Две вряд и третья, как крюк. И много россыпей мелких звёзд. Мэроу позволил себе прикрыть глаза, всё равно в темноте не видно. Его глаза не блестят так, как у Таламона. Кресло было глубоким, с высокой спинкой. Оно стояло здесь, сколько Мэроу себя помнил. В детстве он бывало, забирался под него, когда ещё мог там поместиться. Потом уже забирался на кресло и многое представлял себе. Срединный лес. От Ланта он слышал, что там водятся карамеры, у них огромные когти, на кончиках которых скапливается один из самых смертоносных ядов. Если карамер оставит на ком-тог хоть царапину, без противоядия бедняга вскоре умрёт. А ещё он представлял, что находится за пределами долины, их долины, окружённой горами и утопающей в лесу.
Мэроу подавил зевок и заставил себя открыть глаза. Всё тело налилось тяжестью. Лень было шевелиться. Только огонёк свечи по-прежнему притягивал взгляд. Он так долго смотрел на призрачный свет, что вся комната превратилась в один кромешный мрак, и лицо Таламона отдалилось, уплыло на волнах его слов.
— Ты должен уже сейчас думать о своём будущем. Ты уже взрослый юноша, Мэроу, и пора бы принять ответственность за свою жизнь. Не годится до смерти проспать с открытыми глазами. Плохо это. Ну так как, согласен? Мэроу.
— Ага, да… — Мэроу весь подобрался, сосредотачиваясь на белеющем лице Таламона. Осмотрелся, определяя очертания предметов и тут же прикрыл рот рукой. К счастью, Таламон продолжал говорить и не заметил этого.