− Что же ты ментам про это не рассказал? – третий парень, в спортивных штанах, загоготал, тряся немытыми патлами.
− Постой, Витек, что ты сказал? Что за мужик? – Сиур протянул приободренному Витьку сигареты. Тот взял три – одну себе и две приятелям. Новый друг над ним не смеялся, а напротив, проявлял интерес. Это дорогого стоило.
Благодарно посмотрев на Сиура, Витек задумчиво закатил глаза.
– Ну странный, говорю, мужик – весь в черном, фейс никакой – глаза жуткие. – Парня аж передернуло. – Как будто он уже «отъехал». Ну да. Я шел, смотрю, – стоит. Кто такой, думаю? А когда спиной к нему повернулся, меня даже пот прошиб. Не знаю, почему. Как в детстве, когда страшилки рассказывали, и такая вдруг жуть возьмет, что от собственной тени шарахаешься. Я потом еще пару раз его видел.
Старикан редко выходил, за хлебом, или еще зачем, – а этот черный мужик как будто поджидал его. Дед очень плохо видел, у него еще очки такие прикольные, – умора! Такие только в кино бывают. А он в этих чудных очках ходил. Но только не на улице. Вот он этого странного мужика и не заметил, а только когда шел, все время оглядывался. Нервно так. Как будто ему шею что-то жало.
− А ты наблюдательный. – Сиур одобрительно похлопал парня по плечу.
− Ну да. Бабка говорит, у меня глаз – алмаз. Я сразу мужика этого приметил. Странный он какой-то. Один раз дождь идет, льет, как из ведра, а он стоит и смотрит из-за ствола липы, как будто на окна второго этажа. И не прячется от ливня, зонта нет. Хоть бы воротник поднял, или еще что… Только стоит и смотрит.
Я даже не слышал, что бабка меня звала телевизор налаживать. Как раз ее дебильный сериал начинался, вот, а я все стоял за портьерой и глядел на него, прямо не мог оторваться. И тут он как почувствовал, глянул прямо мне в глаза. Не в глаза, конечно, он меня видеть вообще не мог. Портьера толстая, да и ветки закрывают, но у меня аж глаза заболели. И так страшно стало, что я лег на диван, накрылся пледом и никак не мог согреться.
− И долго он так стоял?
− Ну… – Витек пожал плечами. – Стоял, стоял, а потом будто в подъезд вошел. Меня тут такое любопытство разобрало, я к двери подкрался и стал в глазок смотреть. А у нас лампочка слабо горит, никак ничего не разглядишь. Я дверь чуток приоткрыл – и аж зубами застучал от страха, а все смотрю. Он как тень промелькнул, а в подъезде так и не появился. И на улицу больше не вышел. Как растворился.
Приятели Витька больше не смеялись, а слушали, открыв рты.
− Так куда он делся? Правда, что ли, исчез? – рыжий паренек оглянулся в сторону подъезда. Всем явно стало не по себе.
− Не знаю… Я потом, когда дождь кончился, вышел в подъезд, никого там не было. У нас справа, сразу за входной дверью, что-то вроде кладовки. А в кладовке дверь в подвал. Маленькая такая, низенькая и полукруглая. Я ее, честно, раньше даже не замечал. Может, он в подвал зашел?
− Знаю я этот подвал. – Парень в спортивных штанах выбросил окурок. – Я когда маленький был, хотел с пацанами туда залезть, так меня отец выпорол. Сказал, что в этот подвал можно зайти и не выйти. А почему, не объяснил.
− Ну. Я потом бабку спросил про подвал. Она здесь давно живет. Я раньше жил с родителями в Маленковке, а потом, когда они меня доставать стали, переехал к бабке. И ей хорошо, и мне. Так бабка мне сказала, что дворник однажды зачем-то в подвал спустился, да так и не вышел оттуда. Его потом даже вроде искали. Решили, что он спьяну заблудился. Не нашли. Кто говорит, там раньше погреба какие-то были. Вообщем, не знаю. Только с тех пор подвал забили. Дерево в старину было толстое, крепкое, не то, что сейчас. Просто так не откроешь. И слава нехорошая тоже… В соседнем доме похожий подвал есть, так там бомжи живут. А в нашем даже бомжи никогда не ночуют.
− Во-во! Я тебе говорил, если бомжи не ночуют, что-то нечисто, точно. – Рыжий Толян посмотрел на сигареты, но попросить постеснялся.
− Может, этот мужик в подвал спрятался? – Витек прочистил внезапно охрипшее горло. – Он всегда прятался. Раз я ночью услышал, как коты дерутся, и выглянул, думал, там наш Пушок. Смотрю наверх – а этот, в черном, стоит у двери старикана и так ухо приложил – будто подслушивает. А чего ночью подслушивать? Спят ведь все. Вот я и говорю: странный он.
Сиур протянул Витьку пачку с оставшимися сигаретами.
– Угости друзей. А мне пора. Пока, ребята, – увидимся.
− Ага. – Парень недоумевающе почесал затылок. Переглянулся с приятелями.
Долго думать было для них непосильным занятием. А думать о чем-то непонятном – тем более. Поэтому они отправились на лавочку в кусты, на ходу прикуривая. Рыжий Толян спросил, лениво потягиваясь:
– Что за мужик, Витька, мент, что ли? Чего это он все расспрашивал?
− Не-е… не похож на мента. Да я его и знаю всего ничего. Так, сигаретами угощает иногда.
Почти сразу о разговоре забыли. Перешли на привычную тему – сколько не хватает на бутылку, и где взять…
Сиур тем временем ехал по мягкому от жары шоссе и напряженно размышлял. Очень ему все не нравилось. Он взял одной рукой телефон и позвонил Тине, – несколько длинных гудков, пока она не взяла трубку, показались ему вечностью…
ГЛАВА 13
Поиски счастья – погоня за вечно бегущей тенью. То вспоминаешь его, то ожидаешь – сам же момент счастья неуловим. У Тины было свое собственное понятие о счастье. Она вздохнула и посмотрела на портрет Евлалии. Была ли счастлива эта женщина? – несомненно талантливая, одаренная дивным голосом, экзотической красотой, вдохновением… Черные дикие глаза из-под пушистых бровей сверкали звездами. Под платьем угадывалась высокая грудь. Густая коса венцом обрамляла голову.
Девушка представила скандально знаменитую примадонну на сцене – волшебная музыка, чудный, бархатного тембра, голос, тысячи прикованных к ней восхищенных взглядов, волны, флюиды обожания…
Она перевела взгляд на часы. Где же все-таки Сиур? Она вдруг испугалась, что он не приедет. Зазвонил телефон. Тина с трудом перевела дыхание, услышав его голос, приглушенный расстоянием, или плохой связью.
− Да, я готова. – Она глупо улыбалась, глядя на себя в зеркало. Это было счастье. Просто слышать его голос по телефону.
− Я уже подъезжаю. Не открывайте, пока не посмотрите в глазок. Вы меня поняли?
− Конечно. – Она продолжала улыбаться. – Это не лишние предосторожности?
− Не лишние. – Его голос прозвучал почти жестко. Тина могла бы обидеться, если бы не почувствовала его волнение и страх за нее.
Она положила трубку и снова посмотрела на себя в зеркало. В светлой футболке из хлопка, слегка просторной, в темных брюках, тоже из хлопка, с небрежно сколотыми на затылке волосами, сверкающими от счастья глазищами, она показалась себе необыкновенно красивой.
Что-то новое, волнующее появилось во всей ее стройной фигуре, в выражении лица, во всем ее облике. Поворот головы, взгляд, ресницы, брови, губы – все стало другим.
Тина немного подумала и подкрасила губы светло розовой французской помадой, которую Людмилочка подарила ей на день рождения, и которой она ни разу еще не пользовалась. Помада приятно пахла розами и свежестью.
− Кажется, я «чищу перышки», – так они называли с подругой те редкие моменты, когда им хотелось нравиться. – Пожалуй, это было так давно, что почти невозможно вспомнить, когда. Может быть, вовсе не в этой, а какой-то другой, давно забытой жизни, которая то ли была, то ли пригрезилась…
Звонок в дверь заставил ее поспешно схватить приготовленную заранее небольшую спортивную сумку и на цыпочках подойти к глазку. Слава Богу! Она торопливо открыла замки, и… попала прямо в крепкие мужские объятия.
− Вы что? Что с вами? – Тина чуть было не огрела его сумкой, как он разжал руки и примирительно поднял их вверх, слегка насмешливо глядя на нее, такую милую и трогательную в ее простой одежде, с далеко не безукоризненной прической, с раскрасневшимися щеками… Под футболкой, похоже, ничего больше не было. Брюки не закрывали ее легкие тонкие щиколотки, плетеные туфли надеты на босу ногу, видны кончики пальцев с крашеными слегка розоватым лаком ногтями…