Без четверти двенадцать в воскресенье Вульф сидел за своим столом в кабинете, а я стоял возле него – мы проверяли список расходов по последнему проведенному нами делу. Вульфу померещилось, что он обнаружил ошибку на двадцать долларов, и мне предстояло доказать, что он не прав. Но тут Вульфу повезло. Двадцать долларов, которые я отнес к расходам Орри Кетера, на самом деле истратил Сол Пензер, и хотя это никак не влияло на результат, неточность была поставлена мне в минус. Повторяю, на общем итоге это никак не отразилось, так что мы с боссом остались квиты. Забрав со стола отчет, я взглянул на часы. Без одной минуты двенадцать.
– После одиннадцати тридцати прошло уже двадцать девять минут, – известил я Вульфа. – Позвонить ей?
Он пробурчал «нет», и я направился к сейфу за чековой книжкой, чтобы проверить некоторые расходы по дому, пока Вульф крутил ручку радиоприемника, разыскивая последние известия. Я проверял корешки чеков и краем уха слушал.
«Предстоящая Бермудская конференция руководителей Соединенных Штатов, Великобритании и Франции, которая была прервана из-за отставки премьера Майера, вероятно, будет продолжена. По имеющимся сведениям, преемник Майера в ближайшее время вступит в должность и займет место за столом переговоров.
Тело миссис Деймон Фромм, богатой нью-йоркской филантропки и общественной деятельницы, было обнаружено сегодня ранним утром в Ист-Сайде между опорными столбами строящейся эстакады. Согласно сообщениям полиции, она сбита машиной. Подозревают, что это не было несчастным случаем.
Около миллиона жителей Нью-Йорка провели вчера внушительную демонстрацию…»
Вульф не выключил радио. Насколько я мог судить по его лицу, он продолжал слушать. Но когда пятиминутная передача известий закончилась, вид у него был угрюмый. Даже после того, как он выключил радио, выражение его лица не изменилось.
– Ну и дела… – тихо произнес он.
Можно было много сказать по поводу услышанного, но этим уже нельзя было ничего исправить. Стоило ли напоминать Вульфу, что он предупреждал миссис Фромм о необходимости быть благоразумной и осторожной? Да и угрюмость его не вызывала охоты комментировать происшедшее. Спустя некоторое время он положил ладони на подлокотники кресла и принялся медленно двигать ими взад и вперед по жесткой обивке. Так продолжалось некоторое время, затем он сложил на груди руки и выпрямился в кресле:
– Арчи!
– Да?
– Сколько времени тебе нужно, чтобы напечатать на машинке краткий отчет о нашей беседе с миссис Фромм? Не дословно. Хотя при твоей исключительной памяти ты мог бы сделать это и дословно, однако такой необходимости нет. Только самую суть, как если бы ты докладывал мне.
– Может, вы мне лучше продиктуете?
– У меня нет для этого настроения.
– Что-нибудь исключить из отчета?
– Включи только самое важное. Не упоминай о моих словах, что одна и та же машина сбила Пита Дроссоса и Мэтью Берча. Об этом не было официальных сообщений.
– За двадцать минут управлюсь.
– Отпечатай в форме заявления за моей и твоей подписями. В двух экземплярах. Датируй полуднем сегодняшнего дня. И немедленно доставь в канцелярию мистера Кремера.
– Тогда полчаса. Заявление за нашими подписями я должен составить более тщательно.
– Ладно.
Я не уложился в назначенный мною срок примерно на пять минут. Заявление заняло три машинописных страницы, и Вульф просматривал каждую, как только я вынимал ее из каретки. Он не внес в текст никаких поправок, никаких замечаний, что еще убедительнее, чем отказ продиктовать мне заявление, свидетельствовало о его подавленном настроении. Мы оба подписали бумагу, и я запечатал первый экземпляр в конверт.
– Кремера на месте не будет, – заявил я. – Так же, как и Стеббинса. Они, конечно, заняты расследованием.
Вульф ответил, что пакет можно оставить кому угодно.
Я не раз бывал в отделе по расследованию убийств полицейского управления Манхэттена, но в тот день я не встретил там ни одного знакомого лица, пока не подошел к столу дежурного, с которым у меня было лишь шапочное знакомство. Я оказался прав – ни Кремера, ни Стеббинса. В отделе был только лейтенант Роуклифф. Дежурный позвонил и сказал, что я желаю его видеть.
Если бы мы с Роуклиффом и еще двумя десятками потерпевших кораблекрушение оказались на необитаемом острове и решали, кого из нас зарезать на жаркое, я бы голосовал против Роуклиффа: он мне настолько отвратителен, что я не смог бы проглотить ни кусочка. Он ко мне относился ничуть не лучше. Поэтому я не удивился, что он не пригласил меня к себе, а собственной персоной выплыл из двери и прошипел: