Всего за несколько минут до того, как я появился в редакции, окружная прокуратура сообщила, что миссис Фромм погибла под колесами своего собственного автомобиля. Ее «кадиллак» нашли на Шестнадцатой улице, всего в нескольких минутах ходьбы от полицейского участка. В салоне машины был обнаружен тяжелый разводной ключ, которым ее ударили по голове. Оставалось невыясненным, прятался ли убийца в машине, за спинкой сиденья, сел ли в машину вместе с ней или подсел по пути. Можно предполагать, что, стукнув ее ключом, он сел за руль, доехал до безлюдного места, вытащил бесчувственное тело из машины и переехал его колесами. Небезынтересно было бы отправиться в лабораторию и полюбопытствовать, как эксперты обследуют машину, но меня туда и на милю бы не подпустили. К тому же я и сам был занят с Лоном.
По сведениям редакции, на примете у полиции пока что никого не было. Конечно, все участники ужина находились под подозрением. К этому Лон ничего не мог прибавить, только упомянул, что один из сотрудников редакции заинтересовался отношением миссис Горан к дружбе ее мужа с миссис Фромм. Я ничего по этому поводу не высказал.
– Но имей в виду, Лон: если ты хочешь притянуть к делу Пита Дроссоса и Мэтью Берча, это ни к чему не приведет. Разве что ты сможешь привести веские доказательства. Кто такой этот Мэтью Берч?
Лон фыркнул:
– По дороге домой купи нашу газету за среду.
– У нас она есть, я читал. Но то было три дня назад.
– За это время Берч ничуть не изменился. Он двадцать лет работал в Службе иммиграции и натурализации. Женат, трое детей. Типичный государственный служащий, замученный заботами, не слишком любимый в своем кругу. Играл на скачках через букмекера Дэнни Пинкуса.
– Ты говоришь, что вспомнил Берча для примера. И только?
– Да.
– Ну, откройся своему старому и верному другу Гудвину.
– Мне нечего тебе рассказать.
– Услуга за услугу, Лон. Рассчитываю исключительно на твою взаимность. Так вот, слушай. Полиция установила, что Пит Дроссос был сбит той же самой машиной, что и Берч.
– Не может быть! – Он широко раскрыл глаза.
– Однако это так.
– Откуда ты узнал?
– Извини, не помню. Но это абсолютно точно.
– Будь я проклят! – Лон потер руки. – Это замечательно, Арчи, просто замечательно. Пит и миссис Фромм, серьги. Пит и Берч, машина. Ты понимаешь, что газета может выйти с сенсационным материалом: все три убийства связаны между собой!
– Поскольку это лишь предположение – Бог в помощь.
– Верно… А что касается самой машины, то ее украли в Балтиморе четыре месяца назад и дважды перекрашивали. Номер фальшивый.
– В печати об этом не было ни слова.
– Об этом сообщено в полдень. – Лон нагнулся ко мне. – Послушай, Арчи, у меня есть одна идея… Как убедить тебя, что мне можно доверять? Испытай меня. Вот подходящий случай. Какие есть доказательства, что та же самая машина убила Берча и мальчика? Скажи, и я тут же забуду об этом.
– Я сам уже об этом забыл. Боже мой, да ты просто ненасытен. Собак следует кормить один раз в день, а ты уже получил свою порцию.
Я встал и одернул брюки.
Глава шестая
Домой я вернулся в начале пятого. Вульфа в кабинете уже не было. На кухне я спросил Франца, приходил ли кто-нибудь. Он кивнул:
– Приходил. Инспектор Кремер.
Я удивленно поднял брови:
– Обошлось без кровопролития?
– Без, – коротко ответил Фриц. – Но было довольно шумно.
Я выпил стакан воды, по внутреннему телефону позвонил наверх в оранжерею и, услышав голос Вульфа, сказал:
– Я дома. Привет от Лона Коэна. Представить отчет в отпечатанном виде?
– Нет. Поднимись и расскажи.
Это было не очень серьезное нарушение правил – не такое, как телефонный разговор во время обеда, – но и оно было из ряда вон выходящим. Меня это устраивало: именно тогда, когда Вульф злился, что кто-то оставил его в дураках, он и включал свой мыслительный аппарат. Поднявшись на третий этаж, я попал в теплицу, где пышным цветом цвели мильтониа роезли и фаланопсис афродита. В следующем помещении распустились всего лишь несколько каттлей и лалий, но мне это было безразлично, так как сейчас меня интересовал лишь один цветок по имени Вульф, который помогал Теодору задергивать муслиновые шторы. Когда я вошел, он провел меня в комнату, где хранились глиняные горшки для рассады, опустился в единственное стоявшее там кресло и потребовал:
– Ну?
Я пристроился на табуретке и выложил ему все. Он сидел с закрытыми глазами, изредка дергая носом в тех местах, где, по его мнению, должны были стоять знаки препинания. Отчитываясь перед ним, я всегда стремлюсь построить свой рассказ так, чтобы он не задал мне никаких вопросов, и на этот раз преуспел. Когда я умолк, он долго сидел не шевелясь, затем открыл глаза и сообщил: