- Цвет какой-то...
Мне показалось, что сейчас он согласится.
- Знаешь, - прошептала я, - если достать еще синий карандаш и покрасить сверху по желтому, то получится зеленый. Вот увидишь.
Прикидывая что-то в уме, Петька молчал.
- А может, на карандаш поменяемся? - сказала я.
Скосив глаза, Петька безошибочно определил:
- Старый он...
- Твоя резинка тоже не новая. У нее один уголок уже стерт, - сказала я.
Петька запустил руку в карман, и у него на ладони появилась вторая резинка, совершенно новенькая.
- Ух ты, жадина! - сказала я. - Если бы у меня было две резинки, а у тебя ни одной, я бы тебе просто так отдала...
Петька ухмыльнулся.
На переменке ко мне подошел Павлик и несмело сказал:
- Хочешь, я покажу, как складывать и отнимать?
Я отмахнулась. В голове у меня засела мысль, как раздобыть резинку, и мне было не до примеров.
- Павлик, у тебя есть резинка? - спросила я.
Павлик покачал головой.
- У Петьки две, да он не дает, - вздохнула я. - А ты дал бы, если б у тебя было две?
- Хоть бы одна, так я ее пополам перерезал бы, - сказал Павлик.
Вторым уроком в третьем классе было рисование, и я пересела туда. Вера Петровна взглянула на меня, улыбнулась и ничего не сказала. Я нарисовала дом с трубой, из которой вился кудрявый дым.
Дом получился немножко кривой, потому что рисовать прямо длинные палки очень трудно даже и в третьем классе. И снова я вспомнила про резинку: ну, просто невозможно учиться в школе без резинки!
На следующий урок меня переманили к себе девочки из второго класса. У них была книжка для чтения с интересными картинками. Весь урок я рассматривала картинки.
Но когда на последнем уроке в четвертом классе появился глобус, я не выдержала и сразу же перешла в четвертый.
Серафима Ивановна, которая учила четвертый и второй классы, взглянула на меня строго. Она рассказывала ребятам, что глобус имеет форму земли. Наша земля на самом деле тоже круглая. Слегка поворачивая глобус рукой, учительница показывала, какие и где есть моря и земли. Я сидела, подперев щеку рукой, и, не отрываясь, смотрела на глобус. Он мне вовсе не казался похожим на землю. Когда Серафима Ивановна его поворачивала, он скрипел и кряхтел так, словно ему было тяжело стоять на своей единственной тоненькой ножке.
Как только Серафима Ивановна ушла на другой ряд, я дотронулась до него пальцем. Он вздрогнул. И тут, не выдержав, я завертела его изо всей силы. Замелькали голубые, бурые и зеленые пятна. Все перемешалось: и земля, и вода. Я улыбалась, а глобус просто визжал от удовольствия.
Это веселое занятие прервал сердитый голос Серафимы Ивановны.
- Вот что, милочка, - сказала она, - я вижу, тебе скучно, пойди лучше поиграй в коридоре...
Но в коридоре было еще скучнее. Из классов доносилось монотонное гудение. Огромная муха жужжала и билась в оконное стекло. Я стояла и скребла подоконник пером, пока оно не сломалось вовсе.
Только я принялась за рондо, как урок кончился, и ребята высыпали в коридор.
Ко мне подошел Петька.
- Хочешь, давай меняться? - сказал он. - Я тебе резинку, а ты мне пенал и... все остальное...
Я взглянула на его аккуратненький чубчик, на хромовые сапожки и, ничего не говоря, направилась к Павлику.
- Вот, возьми. Мне не нужно, - сказала я, подавая ему пенал и тетрадки.
Дома мать, узнав о моих "школьных успехах", огорченно сказала:
- Глупая ты у меня, совсем глупая...
- Неглупая, - сказала я обиженно. - Попробовала бы ты учиться, когда ничего нет... даже резинки...
Зато отец, когда ему рассказали обо мне, рассмеялся.
- Ничего, дочка, - сказал он, - четыре класса в один день - не так уж плохо...
- Четыре класса и коридор, - уточнила бабушка.
Я хотела было сказать, что она в школе не училась и поэтому ничего не понимает, но, вспомнив про молоко, промолчала.
Кашу из тыквы в тот день мы все же ели с молоком. Я не знала, где бабушка его взяла, но была рада, что все так обошлось.
ДРАКА
За школой был овраг, в который свозили мусор. По краям его росли тонкие и гибкие лозы. Свешиваясь вниз, они как бы старались прикрыть свалку своими ветвями.
Овраг был любимым местом ребят.
Мы, словно грачи, налетали на эти кусты и качались на них, как на качелях. Было радостно и немного страшно, когда тонкие, но прочные ветки лозы раскачивались над обрывом. Мы уже знали, который куст удобный и крепкий, а который нет. На некоторых прутья росли так, что можно было сидеть, как в кресле, и раскачиваться, не боясь сорваться вниз. А на других приходилось держаться покрепче и то и дело с опаской поглядывать на дно оврага, усыпанное битым стеклом, щепками, кирпичами. Поэтому ребята всегда спешили захватить место получше.
Петька мне сказал, что раз мой отец - председатель, то я здесь самая главная и все мне должны уступать.
Я заважничала.
Когда бы я ни появилась возле оврага, мое место тут же освобождалось. Завидев меня, ребята беспрекословно слезали и перебирались на другой куст.
И вот однажды на "своем" месте я застала Зинку. Увидев меня, она даже не шелохнулась. Я растерянно остановилась. Зинка раскачивалась, не обращая на меня ровно никакого внимания, и ветер трепал ее белые волосы и пестрое платье. Она щурила свои зеленоватые глаза и весело смеялась.
- Слезай! - потребовала я. - Это мое место.
- Ты что, купила его? - фыркнула Зинка.
Я оглянулась, ища поддержки, но ребята молчали. Миролюбивый Павлик предложил мне свое место, однако я не соглашалась и требовала, чтобы Зинка немедленно слезала. Меня поддержал Петька.
- Это ее место, слышишь? Слезай лучше, - сказал он храбро.
- Замолчи, кулацкий подпевала! - сердито крикнула Зинка.
В ту же секунду я прыгнула на нее и, схватив за волосы, потащила вниз. Зинка одной рукой держалась за куст, а второй тоже вцепилась в мою челку.
Мы молча таскали друг друга за волосы, куст под нами качался и трещал. И вдруг я почувствовала, как ветер засвистел у меня в ушах, а потом больно стукнулась коленом о что-то твердое и острое.
Приподнявшись, я увидела Зинку. Она стояла рядом на четвереньках и выжидательно смотрела на меня, готовая снова дать отпор.
Но мне уже было не до драки. Руки горели, из разбитого колена сочилась кровь, и я, едва сдерживая слезы, полезла наверх.
Не успели мы с Зинкой отряхнуться, как я увидела своего отца. Он шел прямо к нам.
- Ну, будет!.. - сказал Петька и на всякий случай юркнул за чью-то спину.
- Что случилось? - спросил отец, оглядывая нас с Зинкой.
- Свалились, - сказала Зинка, отряхиваясь.
- Да-а, свалились! Она ей не хотела... - начал было Петька, высовываясь вперед.
- Замолчи, никто тебя не спрашивает, - прошипела я.
Взглянув на отца, я не выдержала и опустила глаза. Он стоял и молча смотрел на меня. Я чувствовала, что не права, и мне было стыдно. Выручила Зинка.
Пригладив свои торчащие во все стороны волосы и отряхнув платье, она беззаботно сказала:
- Ничего страшного. Вот только куста жаль - сломали... Хороший был куст...
Обведя ребят внимательным взглядом, отец, словно оправдываясь, сказал:
- Руки всё не доходят придумать вам что-нибудь получше. - Он кивнул на свалку. - Вот погодите, будет у нас хлеб, а потом и все остальное...
Когда он ушел, я взглянула на Зинку, и мне захотелось подойти к ней и сказать что-нибудь хорошее, может быть, даже попросить прощения.
Я уже было шагнула к ней, но Зинка отвернулась, показывая, что не желает со мной знаться.
Прихрамывая, я поплелась домой, и на душе у меня было скверно.
ДЕЛА НЕВАЖНЫЕ
Бабушка, увидав меня после сражения в овраге, всплеснула руками и запричитала:
- Ой, да что это за девчонка растет! Хуже мальчишки! Живого места на ней нет...
Ворча, она промыла мне колено и завязала чистой белой тряпочкой. Тряпочка мне понравилась, я решила, что она пригодится для другой цели, и, не долго думая, сняла.