Колено перевязано носовым платком. Побаливает. Я даже хромаю. Не от боли, конечно, а просто мне так нравится.
Бабушка возится в темном коридорчике возле нашей комнаты. Там у нее примус и все хозяйство. Мама куда-то ушла, и в комнате я да Рыска.
Рыска лежит на старом мамином халате, зевает и жмурится. Видно, ей тоже скучно. Сначала, когда ее привезли, она металась по незнакомой комнате и жалобно мяукала. Потом нашла мамин халат и улеглась. Теперь лежит на нем целыми днями и только ночью выбегает во двор.
Я брожу из угла в угол и никак не придумаю, чем бы заняться. Вещи стоят как попало. Никто почему-то не разбирает их и не приводит в порядок.
Вдруг я вижу в окно, как Ленька с Зинкой идут к школе. Ленька что-то горячо и быстро говорит, размахивает руками и даже, заглядывая ей в лицо, забегает вперед. Это с моим заклятым врагом, с Зинкой! Они остановились возле школы и кого-то ждут. Я вижу, как к ним подходит третьеклассник конопатый Федя. Федя - Зинкин друг. Он живет где-то далеко на хуторе. Молчаливый и солидный не по возрасту, Федя не станет заниматься пустяками. Наверно, у них серьезные дела. И Ленька с ними. Они о чем-то совещаются. Потом все трое уходят.
Возле школы вертится Павлик. Он поглядывает на наше окно, в надежде, что я выйду. Но я нарочно не выхожу. Раз меня все бросили, не нужен мне и Павлик. Пусть поглядывает. Я отхожу от окна и начинаю играть с куклой.
Сначала просто так, от нечего делать шью ей кофточку из тряпки, которой было завязано колено. Пошить кукле кофточку проще простого. Можно даже без иголки. Взять тряпочку, сложить ее пополам и еще раз пополам. Потом резать прямо и направо. Выйдут рукава. Посредине, вверху прорезать дырочку для головы - и кофточка готова. Бока зашивать не обязательно, можно подвязать пояском.
Кофточка у меня получилась на славу. Моя старая, начинающая лысеть кукла в ней просто помолодела. Мне сразу же захотелось нарядить ее по-настоящему. Я разыскала черный шелковый лоскут, и из него вышла отменная юбка, узкая и длинная. Дело портила только плешь на куклиной голове. Непременно нужна шляпа. И вдруг я вспомнила про мамину соломенную шляпку с прозрачной розочкой. Найти шляпку было недолго, но обнаружилось, что она великовата. Я принялась за дело. Шляп я никогда не шила и даже не видела, как их шьют. Но это не беда - была бы охота, а научиться можно всему. Мне порядком пришлось повозиться, зато моя кукла обзавелась шляпой. Настоящей, соломенной и даже с розочкой! Голова у куклы болталась во все стороны, и розочка нежно покачивалась.
Вообще в своем новом наряде она стала похожа на барышню. Рядом с ней я выглядела просто замарашкой. Тогда мне в голову пришла еще одна интересная мысль. Я полезла в бабушкину корзину и вытащила два платка: черный, шерстяной, и беленький в черную крапинку.
Белый я сложила пополам, потом еще раз пополам. Чик, чик - рукава, чик - прорез для головы, и кофточка готова.
Черный резать не пришлось - я его просто обернула вокруг себя. Когда я глянула в зеркало, то с огорчением заметила, что вырез для головы немного великоват и кофточка спадает с плеч. Но это пустяки, а в общем-то я очень нарядная, не хуже своей куклы. Я только хотела показаться в окно Павлику, как вдруг увидела маму. Она шла домой. Не успев снять свой наряд, я юркнула под кровать. С замиранием сердца прислушивалась, как бабушка докладывала ей о моих синяках. Войдя в комнату, мама сказала:
- Ну, покажись, героиня, как ты разукрасилась?
Я сидела под кроватью и боялась дышать. Бабушка, оглянувшись вокруг, сразу определила, где я. Она нагнулась и ловко вытащила меня на свет.
Я уже не казалась себе такой нарядной. "Кофта" совсем съехала с плеч, хвост "юбки" волочился. Известное дело, какой бывает вид, когда тебя вытащат из-под кровати. Взглянув на меня и на обрезки соломенной шляпы, валявшиеся на полу, мама всплеснула руками:
- Что это такое?
- Мамочка, ведь ты ее все равно не стала бы носить здесь, в деревне... - сказала я жалобно.
И тут на меня грозно двинулась бабушка.
- А платки тоже, по-твоему, в деревне не нужны? - сказала она, тыча пальцем мне в плечо.
Наказанная, я стояла в углу и горько плакала. Бабушка ходила по комнате и все никак не могла успокоиться.
- И где твоя голова была, когда ты все это делала? - отчитывала она меня.
Голова моя была на месте! Куда она могла деться?
НА ХУТОРЕ
В школе мы, оказывается, жили временно. Однажды снова пришли подводы, на них погрузили все наши вещи, и мы поехали. Ехали недолго. Еще не успела скрыться деревня, как мы увидели впереди какие-то постройки. Из-за поворота выглянула крошечная избушка с одним оконцем, похожая на старушку, присевшую отдохнуть у дороги. Дальше громоздились длинные сараи с растрепанными соломенными крышами и открытыми настежь дверями. Немного поодаль, окруженный яблонями, стоял дом с желтыми ставнями. Большой и старый, он смотрел неприветливо.
Внутри тоже было пусто и мрачно, и только в первой половине дома стояла огромная печь да в углу висела голубая с позолотой икона.
Увидев ее, бабушка заворчала:
- Тьфу ты, господи, кому она тут нужна?
Наша бабушка, хоть и поминала бога на каждом шагу, верить в него не верила и не терпела ни икон, ни попов. Она тут же хотела снять икону, но, захлопотавшись с вещами, забыла.
Пока разгружались, почти совсем стемнело, и мы с Ленькой не успели ничего толком рассмотреть. Бабушка зажгла лампу и стала собирать ужин. Мама стелила постели. Мы с Ленькой сидели притихшие и боязливо посматривали в угол, где висела икона. Бог на ней был строгий, недобрый, с пустыми глазами и постным лицом. Когда поужинали и легли спать, мне все казалось, что он косится на нас, и я долго не могла уснуть. Ночные шорохи наполняли дом. Где-то жалобно повизгивала ставня, скреблась под полом мышь, и таинственные тени таились по углам. Я залезла с головой под одеяло, свернулась клубком и лежала так, пока не уснула.
Утром мы увидели, что все вокруг побелело. Крыльцо было седым от инея. Трава возле сарая переливалась перламутром. Пожелтевшие яблоневые листья свернулись в трубочки.
Когда солнце растопило эти морозные украшения, мы с Ленькой побежали обследовать наши владения.
Маленькая избушка у дороги оказалась баней. В ней была печь, сложенная из камней, и скамьи вдоль стен. Пахло вениками и дымом. Несмотря на полумрак, в бане не было страшно. Зато сараи пугали своей неприветливостью. Сквозь открытые двери в одном из них мы тоже увидели большущую закопченную печь, а второй был пустой, с гладким земляным полом, по которому ветер гонял остатки соломы.
За сараями мы обнаружили веселый ручеек. Прозрачный и быстрый, он перекатывался по камешкам и бежал к березовой роще, которая вставала за дорогой. За рощей виднелись крыши колхозных построек. Ленька долго стоял и, приложив козырьком руку ко лбу, вглядывался в сторону деревни. Но, кроме крыш и жиденьких дымков над ними, ничего не было видно.
Когда мы возвращались, я вдруг увидала какие-то бурые снопы, сложенные в бабки. Это была не рожь, а что-то непонятное, на толстых, не успевших еще засохнуть стеблях, с почерневшими листьями. Присмотревшись внимательней, мы увидели, что это вовсе не листья, а стручки. Я разломила один стручок - и из него выкатились зеленоватые, сочные бобы.
- Гм, - сказал Ленька, - интересно, чей это боб?
- Да, чей это боб? - повторила я.
Ленька сложил ладони рупором и громко крикнул:
- Чей бо-о-б?
Я повернулась в другую сторону и тоже заорала:
- Чей бо-о-о-б?
Никто нам не отвечал, и мы, не раздумывая больше, принялись угощаться бобами, у которых не было хозяина.