Однако есть еще неудачники другого рода. У них нет высоких желаний, нет и непомерных претензий или безжалостных требований к человечеству. Они живут без особых взлетов фантазии, любят свою квартиру с удобствами, палас у кровати и цветной телевизор в столовой. Они ходят в гости к родственникам или к знакомым с детьми, пьют там чай с вареньем, беседуя о погоде, о рыночных ценах на овощи, о планах на лето и прочих разностях. Они понятия не имеют о своей неудачливо-сти, наоборот, уверены, что все складывается замечательно, и, чтобы сохранить достигнутое и не спугнуть близкое к осуществлению, суеверно постукивают по дереву или по собственным головам.
К таким-то и принадлежал Гуликов. Утром он шел на работу, не пользуясь общественным транспортом, чтобы подышать воздухом, вечером возвращался домой, читал «Футбол — Хоккей», смотрел телевизор, по субботам и воскресеньям ложился после обеда соснуть на часок и был совершенно всем доволен. Отпуск семья Гуликовых проводила в деревне у тетки Натальи, три часа на электричке, затем сорок минут автобусом, а далее километра три пешком, если по дороге не подвернется грузовик или порожняя подвода.
Так и жил-поживал Гуликов, не подозревая о своей незадачливости, покуда все шло по раз и навсегда заданному порядку. Но жизнь на то и жизнь, чтобы устраивать порой неожиданные повороты. Как-то в субботу утром жена Гуликова затеяла блины. Замесила тесто, поставила его подниматься, как вдруг вспомнила, что дома нет сметаны. А блины без сметаны, сами понимаете! И послала мужа в ближайший магазин.
В магазине напротив их дома сметаны не оказалось. Не было ее и в другом магазине подальше. А в третьем на вопрос Гуликова, куда подевалась сметана, продавщица ответила:
— Как открылись, ее навалом было. Разобрали!
Гуликов вышел из магазина и остановился в задумчивости. Надобность в сметане была очевидна, а главное, не хотелось огорчать жену, она вела все хозяйство и очень редко о чем-либо просила. И тут он увидел тучную женщину, проходившую мимо с раздувшейся сетчатой сумкой, в которой среди прочих продуктов дразнились знакомые пластмассовые коробочки.
— Извините, — обратился к ней Гуликов. — Вы где сметану покупали?
— В молочной за углом. — Женщина остановилась. — Только ее больше нет, кончилась, последнюю захватила. — И, поглядев на Гуликова с торжеством, пошла своей дорогой.
Гуликов вздохнул и поехал в центр города, где находился самый крупный продовольственный магазин. Сметаны там тоже не было, зато весь просторный молочный отдел был завален кефиром в картонных пакетах, который покупатели расхватывали в необъяснимых количествах. Гуликову тоже захотелось приобрести кефир, жена говорила, что это дефицит, когда в пакетах, поскольку не надо сдавать бутылки, но сдержал себя и отправился к директору магазина.
Прорвавшись в директорский кабинет, Гуликов невольно оробел. Такой кабинет он видел в кинофильме, передававшемся по телевидению, у президента небольшой страны со значительной плотностью населения на один квадратный километр. Правда, сам директор на экранного президента похож не был. Директор был маленький, белобрысый, суетливый, словом, какой-то ненастоящий, и бегающие глазки его выражали подозрительность, деловитость, беспокойство и наглость одновременно. Услыхав про сметану, он развеселился:
— Вы что? Всерьез? Думаете, оставляю сметану в заначке? Для знакомых? Все до капли продаем! План по сметане к десяти утра выполняем. Раньше два завоза сметаны было, а теперь только один, вечерний. Из-за транспорта. И кто сказал, что это сметана? Вы пробовали когда-нибудь сметану?!
Гуликов смотрел на директора во все глаза. Действительно, какого дурака он свалял! Конечно, он пробовал! Когда они гостили у тетки Натальи, на стол ежедневно подавалась вкуснейшая сметана. Из молока от теткиной коровы Дашки другой сметаны и быть не могло. Вот куда надо было ехать с самого начала, а не болтаться по магазинам и даром терять время. Впрочем, и сейчас не поздно. Как обрадуется жена, увидев кринку настоящей деревенской сметаны!
И Гуликов помчался на вокзал. К счастью, долго ждать отправления поезда не пришлось. Времени оставалось ровно столько, чтобы купить билет и успеть сесть в последний вагон. Удивило лишь, что вагон оказался не такой, как обычно в электричках, а плацкартный, и в нем не было других пассажиров, только пожилая проводница подметала пол в конце прохода у самой двери.
Поезд тут же тронулся, и проводница подошла к Гуликову:
— Постель брать будете?
— Какой смысл? — приподнял плечи Гуликов.
— Спать.
— Зачем? Некогда.
— Для спанья всегда время найдется, — усмехнулась проводница. — Или рубль жалко?
Гуликов устыдился и отдал деньги. Вскоре она принесла влажный комплект постельного белья, одеяло, подушку, положила все это на полку и ушла к каким-то мужчинам, звавшим ее из служебного отсека.
Гуликов сидел и смотрел в окно. Поезд шел быстро. Гуликов даже не представлял, что поезда могут идти с такой скоростью: все мелькало перед глазами, лишь телеграфные столбы ежесекундно судорожно дергали провода — вверх-вниз, вверх-вниз.
Он посмотрел на часы и подумал, что проводница была права, можно удобно полежать часа два и подремать, раз уж за постель все равно заплачено. Затем постелил себе, лег поверх одеяла и уснул.
Проснулся Гуликов в кромешной темноте. Некоторое время лежал, пытаясь понять, где он и что с ним произошло, потом ощутил толчки, услышал бешеный перестук колес, все вспомнил и ужаснулся. Конечно, он проспал свою станцию и теперь ехал неведомо куда! Нет, такого быть не могло, на его станции кончалась ветка, дальше железной дороги не было. Стало быть, он сел не в тот поезд? В электричках нет проводников и не дают постельного белья, как это он раньше не сообразил?! Но почему тогда проводница не отобрала у него билет, как это делается в поездах дальнего следования?!
Гуликов вскочил, бросился в проход и, пошатываясь и хватаясь за что попало, поспешил на свет, горевший в служебном отсеке. Там сидели уже знакомая проводница и двое мужчин, один в железнодорожной фуражке, другой в широком брезентовом балахоне, и ели сметану.
— Почему не разбудили?! Куда мы едем?! Когда остановка?! — набросился на проводницу Гуликов.
— Не ершись! — остановил мужчина в фуражке. — Ты зачем с нами поехал?
— Как! — растерялся Гуликов. — У меня билет. И на табло моя станция была написана, точно помню.
— А-а-а! — задумался мужчина в фуражке, поставив банку со сметаной рядом с собой. — Наверное, это тот поезд, который после нас. Мы вне графика.
— Не иначе, — кивнула проводница.
— Чего ж ты ему не объяснила? — укорил в фуражке.
— Он не спросил, а мне ни к чему, — зевнула проводница. — Вы же сами говорили, Тихон Тарасыч, чтобы никому не препятствовать и билетов не спрашивать, если полки свободные.
— Говорил, — согласился Тихон Тарасович. — Однако коряво получилось, ни за что страдает человек. Теперь когда еще дома будет!
— Когда?! — Сердце у Гуликова сжалось от страха.
— И-и-и! — протянул Тихон Тарасович. — Этого, мил-любим, даже машинист не знает. Куда путь дадут, туда и поедем. Может, в Барнаул через Вологду, может, в Архангельск через Симферополь. Задача, чтоб гнать без остановок, план по тонно-километражу довыполнить.
— Что же мне делать? — Гуликов чуть не плакал.
— Не убивайтесь! — пожалела его проводница. — Тихон Тарасыч справку выдаст.
— Выдам, — подтвердил Тихон Тарасович. — По всей форме выдам, на работе не прилипнут. Она решила, что ты командировочный, вот и пустила. Нас инструктировали помогать командировочным, которые по плану километраж недокатали.
— А другие пассажиры в поезде есть? — простонал Гуликов, мечтая обрести товарищей по несчастью.
— Не, — отрицательно покачал головой Тихон Тарасович. — Остальные вагоны товарные. Сметану везем. Вот хозяин. — И показал рукой на человека в балахоне.