Выбрать главу

Один лишь Коровкин работал, ничего не подозревая, покуда кто-то из местных доброхотов не шепнул об интригах, которые вокруг него плетутся.

Несколько мгновений Коровкин оглушенно молчал, а потом стиснул кулаки и заиграл желваками.

— Будешь в них стрелять? — обрадовался доброхот. — В кого? В Степанову? В шефа? Или дуплетом?

— Нет! — медленно ответил Коровкин. — Не стану.

— Почему? — Доброхот был явно разочарован.

— Понимаешь, если на все обращать внимание, никакой зарплаты не хватит.

— На что?

Коровкин нахмурился:

— На патроны.

РАДИКАЛ

В своей конторе Козырев слыл радикально мыслящим. Чего бы ни коснулся разговор, будь это профилактика преступности или борьба с алкоголизмом, у него всегда наготове собственные парадоксальные и крайне максималистские предложения для решения проблемы. Трудных подростков обоих полов, например, он считал необходимым вешать на фонарных столбах задолго до совершения преступления, а ликвидацию пьянства видел в полном прекращении производства этилового спирта для каких бы то ни было надобностей и в уничтожении любого сырья, из которого этот спирт можно добыть.

В подобных случаях сослуживцы, слушая его высказывания, ужасались, возмущались, спорили, приводили, казалось бы, неопровержимые доводы, но Козырев упрямо стоял на своем. Утешало лишь, что Козырев не обладал властью, не выступал в печати, будоража общественное мнение, и его идеи всерьез не воспринимались, значит, люди могли спать спокойно.

Не так давно Козырев снова вывел своих коллег из равновесия. Все началось с невинной жалобы Эльвиры Егоровны по поводу мыла. Трудно, мол, с хозяйственным мылом, а туалетным за рубль кусочек не настираешься!

— Да! — поддержал ее многодетный Еремеев. — Жена тоже расстраивается. А карамель, пастила, мармелад? Куда подевались? Ребята покоя не дают.

— Хорошую книгу не купить, — грустно покивал интеллектуал Гвоздикин. — За Булгаковым шесть лет гоняюсь, пока без результата.

— Цветики! — вмешался Козьгоев. — Скоро вообще ничего не будет, все раскупят. Если наши умники будут по-прежнему ограничиваться полумерами, можно сразу закрывать все магазины.

— Неужели?! — испугалась Эльвира Егоровна. — Как жить без магазинов! А какие меры вы предлагаете?

— Радикальные! — важно ответил Козырев. — Если бы реформу цен сделали по моему образцу, все прилавки были бы завалены товарами. Никакого дефицита!

— Как?! Каким образом?! — раздались голоса.

— Элементарно. Я повысил бы цены.

— Господи! Они и так лезут вверх! — воскликнул Еремеев.

— Вот именно! — мрачно улыбнулся Козырев. — Лезут и ползут. А нужно, чтобы они взлетели. Как сокол.

— С ума сошли! — возмутился Гвоздикин.

— Ничуть! — Козырев глядел снисходительно. — Пусть вареная колбаса, скажем, будет стоить сто рублей за килограмм, сливочное масло двести, дамские сапоги тысячу, а автомобиль, к примеру, — миллион. Уверяю, растают всякие очереди, продавцы станут улыбаться покупателям, в столицу перестанут приезжать «гости» за товарами, станет свободно в поездах, в общественном транспорте. Рай земной! И все накопления в сберкассах исчезнут за несколько дней, представляете, какая выгода государству? И вы, — он обратился к Гвоздикину, — сможете купить своего Булгакова в любом книжном киоске.

— За сколько? — насторожился Гвоздикин.

— Какая разница. Сотни за четыре, наверно.

— За четыреста рублей! — ахнул Гвоздикин. — Откуда у меня такие деньги! Лучше я за четвертак у спекулянтов куплю.

— Тогда торопитесь, — посоветовал Козырев. — При новых ценах никаких спекулянтов не будет. Зачем они будут нужны, если всего навалом?

— Не понимаю! — Щеки у Эльвиры Егоровны пошли пятнами. — Кто же станет покупать колбасу за сто рублей?

— Кому надо, тот купит.

— Мне надо.

— На здоровье.

— На какие деньги? — Голос у Эльвиры Егоровны дрожал. — Вы что, мою зарплату не знаете?

— Знаю.

— Как же тогда?

— Не покупать.

— Интересно! Мой муж без мяса не может!

— Сможет, — заверил Козырев. — Привыкнет. Будет есть репу, брюкву, свеклу, хлеб. И дешево, и для здоровья полезно. Что хорошего в мясе или масле? От них один склероз.

— Если по-вашему, то и брюква подорожает!

— Несомненно, но процентов на пятьсот, не больше.

— Глупости! — Еремеев стукнул по столу кулаком. — Бред! Пусть уж лучше все остается по-старому.

— Отсталый вы, — укорил Козырев. — Консерватор, боитесь радикальных перемен.

— А как Вы сами предполагаете жить при таких ценах? — ехидно спросил Гвоздикин.

— Нормально, — ответил Козырев. — Идея сэкономит сотни миллиардов. Неужели мне не отвалят за нее пару миллиончиков. А не дадут, тоже не пропаду, плановик все-таки.

От такой наглости сослуживцы закипели, но Козырев не сдавался и гнул свою финансовую линию.

Конечно, подобные перепалки не могли долго сидеть взаперти, выплеснулись за двери конторы и достигли коридоров родного главка. Наверное, поэтому начальник главка и вызвал Козырева к себе, считая, что плюрализм мнений следует поощрять.

— Так-так! — раздумчиво произнес он, выслушав козыревскую ценоконцепцию. — Но здесь есть подводные камни.

— Нет камней! — отверг Козырев.

— А реакция населения? Есть же малооплачиваемые, многодетные, пенсионеры. Как они к этому отнесутся?

— Если будет хорошо организована воспитательная работа, поймут правильно. Я сам вышел из народа, знаю! — убеждал Козырев. — Дефицит всем надоел, высокие же цены вызовут резкое снижение спроса на товары, да и производить их придется самую малость. Одной обувной фабрики с лихвой хватит на всю страну. Появятся реальные экономия и бережливость. Хлеб перестанут выбрасывать на помойку, станут сушить из него сухари. Нет, отличная жизнь наступит Кстати, появится еще одна немаловажная выгода: отпадет надобность в конвертируемости нашего рубля, о которой так много говорят.

— Как это? — удивился начальник главка.

— Очень просто! — гордо пояснил Козырев, — Покупаем мы, к примеру, за границей кофе по пять долларов за килограмм, а продавать в магазинах станем этот же кофе по пять тысяч рублей. Пусть доллар стоит выше рубля, но не настолько же!

— Позвольте! Никто не купит ваш кофе.

— Купят. Пусть хоть двести человек купят, уже овчинка стоит выделки.

— У людей вовсе исчезнут деньги…

— Вот именно! — весело прервал Козырев. — В этом-то и есть сверхзадача. Оставшись без денег, люди в свободное от основной работы время займутся натуральным хозяйством, и в страну вскоре вернется изобилие.

— Ну и ну! — усмехнулся начальник главка. — Они просто убегут со своей основной работы.

— Не убегут, если будет постановление, что убегать нельзя. Вы ведь знаете силу постановлений?

— Знаю, — нерешительно кивнул начальник главка. — Все равно в ваших рассуждениях чего-то недостает. Э-э-э… Да! В них нет заботы о благе народа.

— Пустое! — отмел Козырев. — Разве народ знает, что есть благо, а что нет? Для этого начальство поставлено. Между прочим, не мною придумано.

Последние козыревские слова начальнику главка понравились. Он распорядился изъять радикала из конторы, сделал его своим референтом, и сейчас они вместе с другими большими мастерами по ценам заседают в какой-то тайной канцелярии, надеясь прославить свои имена в веках.

Скорее всего, так оно и будет. У нас не принято забывать соотечественников, радеющих о всеобщем счастье.