Он не пошевелился.
– Клейтон! – позвала она.
– Если не возражаете, я бы предпочел, чтобы моей раной занялся доктор Бонвитт.
– Возражаю! Разве вы не видите, что доктор Бонвитт занят?
Но Клейтон продолжал стоять на месте, зажимая рану рукой.
– Эй, парень, пока я освобожусь, ты истечешь кровью!
Клейтон оглядел окружающих, словно ожидая от них поддержки, как и десять минут назад, но на этот раз никто не встал на его сторону.
Вальдо подошел к нему.
– Не бойтесь, Гардиан, мисс Аурелия мне очень помогла.
Это заверение совсем не успокоило Клейтона.
– Надо было оставить тебя валяться под снегом вместе с твоими крысами.
Молодой человек изменился в лице.
– Как вам не стыдно! – воскликнула Аурелия, но Клейтон не отвел взгляда.
– Я просто сказал, что думаю.
– Вы просто упрямы как осел. Немедленно садитесь и дайте мне обработать рану.
Клейтон плюхнулся на табуретку.
– Так-то лучше, – торжествующе сказала Аурелия и помогла ему снять куртку.
Красное пятно на рукаве расплылось от обшлага до локтя. Крови много, отметила Аурелия, но течет медленно. Значит, задета вена, а не артерия.
– Рубашку тоже надо снять, – добавила она, почему-то понизив голос. – Или вы хотите, чтобы я отрезала рукав?
– Нет.
Он начал здоровой рукой расстегивать пуговицы.
– Дайте, я вам помогу.
Она расстегнула пуговицы рубашки, постепенно обнажая его заросшую волосами грудь. Сняла правый рукав, а потом осторожно спустила окровавленную ткань по больной левой.
Господи, какая огромная рана! Такую ей еще не случалось зашивать. А в колледже давали держать в руках скальпель очень редко и только под наблюдением опытных врачей. За последние дни она перевязала больше ран, чем за предыдущие три года. Доктор Бонвитт ее хвалил, но опыта у нее все равно недоставало. И сейчас она боялась браться за такой трудный случай.
– Держите руку прямо, – сказала Аурелия, накрывая рану марлей и обматывая ее холщовой повязкой. – Сначала надо остановить кровотечение. – Она схватила свою куртку и накинула ее на плечи Клейтона. – Одеял, к сожалению, больше нет.
Ее голос дрожал, но Аурелия продолжала свое дело. Достала из сундучка металлическую чашечку, иголку и катушку с черными нитками. Она взглянула на доктора Бонвитта, но тот все еще был занят, и ждать его помощи было бесполезно.
Отвернувшись, чтобы скрыть страх, Аурелия достала из отделения сундучка, где Виолетта держала свои ожерелья, серебряную фляжку, отвернула пробку и налила в чашку добрую порцию виски.
Клейтон потянул носом, закрыл глаза и улыбнулся в первый раз с тех пор, как зашел в лазарет.
Понимая, что выражение ее лица должно успокоить пациента, Аурелия приняла серьезный вид, оторвала нитку и бросила ее в чашку вместе с иголкой и щипцами.
– Какого черта вы портите виски?
– Стерилизую инструменты, другого способа в этих условиях нет. Рана глубокая, Клейтон, вам надо наложить швы. Не волнуйтесь, травма обычно снижает чувствительность нервов в пораненном месте. Если все сделать быстро, вы почти ничего не почувствуете.
– Швы! Да ни за что на свете! Я не дам вам протыкать себя иголкой!
Аурелия положила руку ему на плечо. Кому-то из них следовало сохранять спокойствие.
– Не надо нервничать.
– Вы нарочно это придумали, чтобы мне отомстить! И нечего на меня глядеть невинными глазками! Сестре вашей это удалось, но у вас не выйдет! Я вам не дамся!
– Какая глупость! К вашему сведению, я выше того, чтобы сводить личные счеты с помощью моей профессии.
Как можно придумать такое? Какой нужно иметь склад ума, чтобы оскорблять бедного юношу? Чтобы цепляться за отжившие предрассудки относительно предназначения и способностей женщины? Чтобы отказываться признать невинность юной девушки? Аурелия все больше распаляла себя. Может, и правда стоит ему отомстить?
– Кровотечение уже, наверное, прекратилось. – Она надела очки, срезала полотняные бинты и осторожно приподняла окровавленную марлю. – Надеюсь, обойдемся без ампутации.
Клейтон ухмыльнулся, понимая, что она его дразнит. Аурелия намочила в виски несколько чистых кусочков марли и выжала их прямо над раной.
– Мне нужно стерилизовать операционное поле. Будет жечь.
– Ой! Больно!
– Извините. А теперь успокойтесь. Я много раз видела, как накладывают швы. Надеюсь, и у меня это получится.
Все еще не опомнившись от острого жжения виски, Клейтон вытаращил глаза:
– Вы сами ни разу не накладывали швов?
– Только тренировалась на трупах.
Аурелия подняла иглу, прикинула, достаточной ли она длины и остроты.
– Вы не представляете, что за жуткое место секционная! А запах! Даже девушки, которые сроду не брали в рот сигарету, курили там, чтобы отбить запах. – Аурелия продела нитку в игольное ушко, переложила иглу в правую руку, а левой взяла щипцы. – К тому времени как у нас закончился курс практической анатомии, я узнала многое, но главное – в каком месте не надо вскрывать труп. – Она поглядела Клейтону в лицо. – Что-то вы скисли.
– Ладно, делайте свое дело!
Надо было как-то закрепить его руку, чтобы она не дергалась. Наслаждаясь своей властью над этим сильным мужчиной, Аурелия показала Клейтону на свою левую подмышку.
– Суньте туда кисть руки.
Он помедлил, словно не веря своим ушам.
– Вы требуете от меня чрезмерной сдержанности, доктор. Я ведь мужчина.
– Но вы же благородный мужчина!
– Да, хотя вы, наверное, этому не верите. Он сунул руку, куда она указала, и отвернулся. Аурелия почувствовала, как холодные пальцы Клейтона, слегка коснувшись внутренней поверхности ее руки, прошли в нескольких миллиметрах от ее полной груди. Его большая сильная рука дрогнула. Чтобы успокоить биение сердца, она напомнила себе, что и любому другому пациенту приказала бы сделать то же самое. Но ощущение было бы совсем не то же самое, это она поняла, встретившись взглядом с Клейтоном.
Аурелия покрепче прижала к себе его руку и сказала, отбрасывая непрошеные мысли:
– Не дергайтесь.
Взявшись щипцами за край раны, она вознесла молитву и воткнула в кожу иглу. Клейтон вздрогнул. Аурелия замерла.
На его лбу выступил пот, и он вдруг сник на табуретке. Аурелия положила щипцы и потрогала его лоб. Он был покрыт холодным потом.
– Нечего тут терять сознание, – сердито сказала она, осторожно опустила больную руку и положила его голову себе на колени.
Потом открыла бутылочку с нашатырным спиртом и подержала у него под носом. Клейтон дернулся, открыл глаза и выпрямился.
– Что случилось? – спросил Клейтон. – Я что, вырубился, как Пойзер?
Почему-то Аурелии не хотелось его смущать, и она ответила:
– Я много раз видела, как мужчины теряли сознание при виде хирургической иглы.
– Уже все?
– Нет, я еще и не начинала. Поверьте, мне бы тоже хотелось, чтобы все было позади.
Клейтон сделал глубокий вдох и сказал:
– Ну, давайте.
Он опять сунул руку ей под мышку и закрыл глаза, чтобы не видеть хирургических манипуляций. Аурелия наложила шесть швов и вытерла со лба пот.
– Слава Богу, сухожилия целы. Через неделю все заживет.
Клейтон взял носовой платок, который она ему протянула, и вытер свой лоб. Потом поглядел на аккуратный ряд шовчиков. Из каждого торчали два кончика нитки.
– Я сниму швы через неделю, – объяснила Аурелия.
– Похожи на мух, ползающих по сырому бифштексу.
– Спасибо за сравнение, – насмешливо отозвалась она. Аурелия надеялась услышать более лестный отзыв. Вынув из сундучка кусок холщовой материи, она сложила его треугольной косынкой.
Хотя Клейтон и напускал на себя беззаботный вид, было очевидно, что он испытывает сильную боль. Что бы там он ни говорил, Аурелия, как врач, должна ему помочь. Велика важность, даже спасибо не сказал! Пациенты никогда не говорят спасибо. И врач не должен ждать от них благодарности.
Аурелия подвесила его руку и стала завязывать концы косынки, невольно задержав руки на шее Клейтона. Даже слегка прикасаться к нему было и приятно, и тревожно. Аурелия со стыдом призналась себе, что позволяет своим чувствам мешать работе. А ведь именно в этом Клейтон ее и обвинял. Какой же из нее врач?