– Скоро все кончится.
– Это и есть гостиница Беннетт-Сити? – изумленно спросила Аурелия, увидев крытое толем деревянное строение.
Вокруг было еще несколько подобных «гостиниц» и такое же количество палаток, как и на озере Линдеман. Девушка шла за Клейтоном, с трудом волоча ноги. Они обошли все гостиницы, одинаковые, как близнецы: в одной и той же комнате помещались кухня, столовая и танцзал, а вдоль стен тянулись нары. И нигде не было мест.
Они шли и шли, пока Клейтон не нашел место, с которого только что сняли большую палатку.
– Может, здесь расположимся? По крайней мере не надо сгребать снег. И смотрите, прежние хозяева оставили еловые ветви под спальные мешки. Идет?
– Ладно.
С трудом преодолевая усталость, Аурелия помогла Клейтону поставить палатки и разложить спальные мешки. Потом достала кофейник и бобы с беконом на ужин. Клейтон тем временем нарубил дров для костра.
– Я умею и получше готовить, но мне нужна плита.
– Завтра я привезу следующую партию груза, и плиту тоже. И не извиняйтесь – пахнет замечательно.
Аурелия задумчиво смотрела на огонь.
– Не могу себе представить, что завтра весь этот путь придется проделать заново.
– Нет, вам не придется. Один я двигаюсь быстрее. Уйду утром и к ужину вернусь.
Аурелия позавидовала его выносливости и хотела было поблагодарить за готовность взять на себя самую тяжелую работу, но тут вспомнила, что это входило в их соглашение: ведь и Клейтон хочет побыстрее попасть в Доусон и найти Виолетту.
– Тогда я завтра буду распаковывать то, что мы привезли.
– Вот и хорошо.
Клейтон покончил с ужином, набил снегом котелок и подвесил его над огнем. Снег вскоре растаял, и от воды пошел пар. Аурелия достала из ящика новый кусок мыла и собрала миски.
– Так и тянет к воде, – сказала она, сунув палец в подогретую воду. И вздохнула, подумав о том, как давно не мылась.
– Хотите, я поставлю котелок в палатку? Сможете хоть как-нибудь помыться.
Клейтон говорил неуверенно, словно касаясь запретной темы.
– Но мы в этом котелке кипятим воду для мытья посуды.
– Ну и что? Посуда подождет до завтра.
Аурелия не знала, что и думать. Клейтон так трогательно заботился о ней – так, как она привыкла заботиться о других. Очень приятно – и непривычно. И зачем только их разделяет эта черная туча?
Не дожидаясь ответа, Клейтон отнес котелок с горячей водой в палатку и поставил его на бочку.
– Пойду немного прогуляюсь. Позовите, если вам что-нибудь понадобится.
– Спасибо, Клейтон.
– Мы займемся вашим наследством, когда я вернусь, хорошо?
– Хорошо.
– Аурелия, – сказал ей вслед Клейтон. – Извините, что мне пришлось испортить вам юбку.
Она безразлично пожала плечами, мол, тут уж ничего не поделаешь, и нырнула в палатку.
Вернувшись, Клейтон окликнул ее и только после этого вошел в палатку. В воздухе еще чувствовался приятный запах мыла и лавандовой воды. Аурелия стояла на коленях на своем спальном мешке и расчесывала влажные волосы. Ее щеки порозовели.
– Клейтон, – сказала она, не поднимая глаз. – Я сама справилась с наследством. А ремень положила к себе в сумку. Вдруг мне снова понадобится.
Он был явно разочарован, и от одного этого Аурелии страшно захотелось снова ощутить его прикосновение.
– Вот и хорошо. – И, стараясь поднять ей настроение, сказал, потирая шов на руке: – Здорово вы зашили мне рану. Рука – как новенькая.
– Радуйтесь, что вам не понадобилась операция.
– Перестаньте. – Он сел рядом на спальный мешок. – Что толку без конца себя казнить? Медицинский колледж вам это не поможет закончить.
– Не знаю, стоит ли мне туда возвращаться. Клейтон был ошарашен. Она так воевала за право женщин заниматься медициной! Он не мог поверить, что Аурелия способна отказаться от своей карьеры. Клейтон наклонился и заглянул Аурелии в глаза.
– Не так давно я бы согласился с вами из принципа. Но теперь не могу. Вы так много сделали! Да, миссис Хиггинс умерла. Но вы рискнули. Для этого нужно иметь сильный характер. Вы сделали все, что могли.
– Не надо меня утешать. Для этого надо быть независимой, самоуверенной и, главное, мужеподобной женщиной.
– Я не стану спорить о независимости или самоуверенности, но мужеподобной? – Он ухмыльнулся. – Тут я не согласен.
– Мама предупреждала меня, что, если я выберу мужскую профессию, ни один мужчина не будет считать меня женщиной.
Клейтон улыбнулся как-то очень подозрительно и покачал головой.
– Ваша мать не права.
Аурелия была в смятении. Неужели здесь, в этих диких краях, она нашла мужчину, о котором мечтала? Нет, этого не может быть, он только разобьет ей сердце.
Клейтон провел рукой по волосам Аурелии, наслаждаясь их шелковистостью. Потом поцеловал ее, и в этом поцелуе была не только страсть, но и нежность. Он отодвинулся, стараясь взять себя в руки.
– По мне, так в Клондайке нет другой женщины, которую было бы так сладко целовать.
– А Руби Пухлые Губки?
– Кто? А, эта потаскушка из Дайи. Куда ей до вас.
Аурелия помедлила, потом все-таки решилась и спросила:
– Конечно, это не мое дело, но в тот день, когда мы высадились в Дайе… я видела, как вы дали ей деньги. Конечно, меня это не касается, но вы платили… за обычные услуги таких женщин?
– Да что вы! – воскликнул Клейтон и вдруг испугался. – Дьявол, я так и знал, что мне когда-нибудь придется вам об этом сказать! Я заплатил Руби и ее подруге не за их прелести, а за информацию… о вашей сестре. Они хорошо знают Виолетту.
Глава 17
– Но это же проститутки! – Едва выговорив эти слова, Аурелия осознала, что имел в виду Клейтон, и вскочила на ноги. – Вы считаете мою сестру проституткой? Да как вы смеете?
– Ваша сестра работает в дансинге. В Доусоне.
– Кто вам сказал? Две шлюхи? Я не верю! Они с кем-нибудь ее спутали, вот и все.
– Нет, не спутали, – сказал Клейтон и поднялся на ноги. – Руби подробно описала Виолетту. Невысокая, тоненькая, черные волосы, сиреневые глаза. Сочетание невинности и соблазнительности…
– Ладно, хватит с меня ваших необоснованных обвинений. Виолетта всегда прекрасно танцевала и пела. Если даже она и работает в дансинге, то лишь для того, чтобы найти применение своим талантам. А если, как и я, выбрала карьеру, которую многие не одобряют, то я полностью ее поддерживаю.
Аурелия приподняла полог палатки, указывая таким образом Клейтону на дверь.
– Что ж, – сказал тот, – скоро приедем в Доусон и узнаем правду.
– Вот именно. Узнаем правду, и вы поймете, как заблуждались.
Клейтон не стал спорить и, пожелав доброй ночи, вышел. Если бы у палатки была настоящая дверь, Аурелия громко захлопнула бы ее за ним. Вместо этого она быстро разделась и залезла в спальный мешок, бормоча под нос проклятия. Как он мог поверить проституткам? Да они что хочешь скажут за деньги. Неужели Клейтон этого не понимает?
Аурелия крутилась в мешке и никак не могла удобно устроиться. Наконец легла на спину и стала разглядывать брезентовую крышу, слегка освещенную соседними кострами. Если Клейтон прав, значит, Виолетта все еще со Скалли. Она могла пойти работать в дансинг только под его нажимом. А если Виолетта живет со Скалли, то нравственное падение – еще не самое худшее, что ей грозит.
Аурелия зарылась лицом в меховую куртку, которая ей заменяла подушку, словно хотела даже от ночи спрятать свои сомнения и переживания. Во всем этом было лишь одно утешение: по крайней мере Виолетта все еще жива. Аурелии оставалось только молить Бога, чтобы у ее сестрички нашлись силы держаться. Им обеим надо молиться и ждать, когда с рек сойдет лед.
Клейтон ушел на вершину рано утром. Вернувшись вечером, он достал с нарт плиту и установил ее в палатке Аурелии. Та сухо поблагодарила его и весь вечер молчала.
На следующий день Клейтон привез продовольствие, инструменты и сундуки Аурелии. Готовая каждую минуту встать на защиту чести своей сестры, Аурелия ждала, когда он заговорит о Виолетте. Но Гардиан молчал. «Видимо, понял, что был не прав, и хочет извиниться», – решила Аурелия.