Затем Клейтон привез бочки с дегтем, веревки, лучковую пилу и прочие орудия, необходимые для постройки лодки. Он и не думал извиняться, но они с Аурелией разговаривали вполне вежливо и только о делах.
Прошло еще три дня. Клейтон сделал еще три ходки на гору, и наконец весь их груз оказался внизу. Аурелия была вынуждена признать, что свои обязательства Клейтон выполняет честно. И что без такого партнера она никогда бы не добралась до озера Беннетт.
Поскольку они уже прошли таможню в Чилкуте, Клейтон мог, если бы захотел, отправиться дальше без нее. Аурелия не могла об этом забывать. Ради Виолетты да и самой себя она решила поддерживать хрупкое перемирие в отношениях с Клейтоном. Кроме того, в одном она была полностью согласна с партнером: они узнают правду, только когда доберутся до Доусона.
А пока Аурелия училась жарить на плите оладьи с сухофруктами и печь кукурузный хлеб. Каждый день кто-нибудь приходил с просьбой извлечь занозу, перевязать ожог или глубокую царапину. Каждый раз она радовалась тому, что в силах помочь. Пациенты были ей очень благодарны и, к удивлению Аурелии, не выказывали ни малейшего предубеждения. Они часто рассказывали о своих приключениях при переходе через Чилкутский перевал и расспрашивали, как же она сумела его преодолеть.
На второй неделе Клейтон сколотил для Аурелии полки, стол и две скамейки. Хотя, как и у всех, у Аурелии имелся складной стульчик, но ей надо было на что-то усаживать пациентов. Клейтон также натянул веревку для сушки белья, нарубил дров и уложил с северной стороны палатки, чтобы прикрыть ее от холодных ветров. Может, в этом и заключалось его извинение? Что ж, Аурелию это устраивало. Она вовсе не стремилась к ссоре с Клейтоном, только хотела, чтобы он признал свою неправоту.
К концу недели партнер изумил ее, притащив никелированную лохань.
– Она, конечно, меньше ванны, но намного больше котелка для мытья посуды.
– Замечательно! – воскликнула Аурелия, которая была и благодарна ему, и смущена его добротой. – Где вы это нашли?
– Одно семейство собирается отправиться назад и распродает свое имущество. Муж с женой и дочка. Фамилия – Уобл. Они с Юга.
– Так у нас в лагере есть еще женщина? Какая прекрасная новость! Может, пойти с ними познакомиться? Я бы отнесла им оладьи, которые остались от завтрака.
– Оставьте оладьи на ужин. Миссис Уобл сказала, что сама зайдет к нам вечером. Ее муж строит лодку на продажу. Надеется получить за нее сто двадцать пять долларов. А это немалые деньги.
Аурелия бросилась в палатку. Она, конечно, знала что в лагере есть еще женщины, но они все принадлежали к держащимся особняком семейным группам, одевались как-то странно и не говорили по-английски. Обрадовавшись перспективе поболтать с американкой, Аурелия протерла тряпкой стол и застелила его кружевной скатертью из сундука. Затем расправила ватное одеяло, которым был прикрыт спальный мешок. Достала с полок железные баночки с чаем, какао и сухим молоком, поставила на плиту чайник.
Снаружи раздался женский голос. Аурелия выглянула из палатки. Миссис Уобл было слышно, но еще не видно. Она громко распевала «Скачки в Кейптауне», особенно налегая на припев «До-да, до-да, до-да!»
Аурелия сняла фартук, в котором была весь день, и расправила юбку. Увидев миссис Уобл, она улыбнулась и помахала ей рукой. Ее обрадовало, что новая знакомая также укоротила юбку, открыв взгляду посторонних щиколотки в ботинках.
Миссис Уобл, женщина лет сорока, была пяти футов росту и почти стольких же в ширину. Она вся была круглая – от пучка волос на макушке до горошинок на ее платье и даже булок в полных руках.
– Привет! – сказала она Клейтону и хлопнула его по спине.
Тот представил ей «мисс Брейтон», и она, отмахнувшись от формальностей, сказала Аурелии:
– Зовут меня Мэйбл. Мэйбл Уобл. А вы, значит, доктор? Я про вас слышала. – Она сунула булку Аурелии. – Спекла это сегодня утром. Вам понравится.
– Спасибо, миссис…
– Никаких миссис, душечка. Я же вам сказала, что меня зовут Мэйбл. – Она огляделась по сторонам. – Сейчас дочка подойдет. – Она приложила ладони ко рту и крикнула: – Эмма! Эмма!
Аурелия с беспокойством поглядела на палаточный городок. Было уже почти семь часов вечера – совсем не время молоденькой девушке разгуливать без провожатого.
Но тут Мэйбл увидела дочку и расплылась в улыбке.
– Наконец-то ты появилась, глупышка. Иди сюда. Познакомься с моей новой приятельницей Аурелией. Она доктор. Ну, иди быстрее.
Эмма Уобл оказалась тоненькой шестнадцатилетней девушкой. Прямые русые волосы были распущены по плечам. Невзрачное помятое платье украшал только бархатный бантик, который она приколола на едва намечающуюся грудь. Мэйбл обняла ее за талию.
– А вот и моя дочка. Эмма, расскажи Аурелии про головные боли, которые тебя мучают последнее время.
– Мама, пожалуйста! – Девушка, кажется, совсем не хотела обсуждать свои недомогания.
– Вы ведь лечите женщин? – обратилась Мэйбл к Аурелии.
– Я как раз собиралась специализироваться на женских болезнях. Мы с тобой обязательно поговорим о твоих головных болях, Эмма. А пока зайдем в палатку. Вода, наверное, уже закипела. У меня есть чай и какао.
Клейтон не пошел с ними в палатку, сказав, что ему надо нарубить дров.
– Ну, как вам новая лохань? – спросила Мэйбл.
– Очень нравится, – ответила Аурелия, поправляя маленькое полотенце, которое повесила на край лохани.
Эмма села на конец скамьи и изумленно огляделась вокруг. А ее мать сразу прошла взглянуть на выставленное Аурелией угощение.
– Смотри, дочка, те же сорта, что и у нас в магазине. – Она взяла одну из банок и протянула Аурелии. – Давайте выпьем какао. Оно самое дорогое.
Аурелия приготовила какао для матери с дочкой, а себе заварила чай.
– У вас дома магазин? А где это?
– Чикатут, штат Виргиния, – с гордостью ответила Мэйбл. – Слыхали о таком городе?
– Боюсь, что нет.
– А про Северную Каролину вы знаете?
– Конечно.
– Ну так Чикатут находится в нескольких милях от границы с Северной Каролиной. Тоскливые болотистые места. Честно говоря, мы забрали с собой все, что было в магазине. Думали открыть лавочку в Доусоне. На торговле скорее разбогатеешь, чем на добыче золота.
Мэйбл, громко хлюпая, допила какао. Эмма поежилась, видимо, стесняясь поведения матери.
– Что ж, неплохая мысль, – одобрила Аурелия, – Говорят, в Доусоне ничего не стоит сделаться миллионером. Одни открывают чайную, другие – прачечную, третьи – гостиницу. Магазин тоже хорошее дело…
– Вы, видно, меня не расслышали. Мы думали открыть магазин в Доусоне. Но решили вернуться домой, как только Эд закончит лодку и продаст ее. Видите ли, я снова в положении. – Мэйбл похлопала себя по животу, обтянутому тканью в горошек. – После Эммы-то у меня было пять выкидышей. Что-то они не держатся. А уж здесь я точно не смогу выносить ребенка.
Аурелия не возражала против откровенных разговоров между матерью и дочерью, правда, считала, что их не стоит вести при посторонних. Но Эмма, видимо, все это уже неоднократно слышала. Ее больше интересовала кружевная скатерть.
– У вас было пять выкидышей?
Пока Мэйбл рассказывала ей подробности, Аурелия сварила еще какао. Невежество, которое проявила Мэйбл в вопросах секса и деторождения, поразило бы Аурелию, если бы в колледже им не рассказывали и о более вопиющих случаях. Сев за стол, Аурелия взглянула на Эмму и попросила:
– Расскажи мне о своих головных болях.
Эмма теребила прядь волос, упавшую на лоб, перебирая ее пальцами, пока не остался один волосок, который она беспощадно вырвала, сказав:
– И откуда берутся седые?
– Хочешь, я тебя осмотрю? А ты мне расскажешь, что тебя беспокоит. Может быть, найдем причину этих мигреней.