– Клейтон, – попросила Аурелия. – Дай мне на минутку кольцо.
– Я бы дал, но у меня его больше нет. Аурелия смотрела на его усталое, осунувшееся лицо, ожидая объяснения.
– Я заплатил им за то, чтобы найти тебя.
– Ты хочешь сказать, Виолетту. Клейтон покачал головой:
– В полиции мне сказали, что твою сестру надо искать во Вшивом поселке.
– Тогда зачем ты отдал кольцо? Рано или поздно ты бы ее нашел.
– Я так и собирался сделать, но та женщина в баре сказала, что ты ушла со Скалли. Здесь ведь даром ничего не узнаешь. Я боялся за твою жизнь. Мне очень жаль, что так получилось. Прости меня.
– И ты меня прости, Клейтон. – Аурелия повернулась к сестре: – Ох, Виолетта, если бы я тогда в дансинге сказала тебе, что за человек Скалли…
– Я знала, что он за человек. Я всегда видела мужчин насквозь. – Она помолчала. – Нана знала, что мне пряжки не понадобятся. Я слишком глупа, чтобы бояться. Нана знала, что ты найдешь любовь и без кольца. – Виолетта посмотрела на Клейтона и сказала, едва справляясь с одышкой: – Он ведь тебя любит, правда? А ты любишь его. Я это чувствую.
– Отдохни, любимая! – прошептала Аурелия, видя, что сестре становится все хуже и что скоро наступит конец.
Перед самым восходом солнца, когда небо позолотилось в предвестии нового дня, когда проснулись и запели птицы, Виолетта застонала. Ее лицо исказилось от боли. Она попыталась подтянуть к животу ноги и резко вскрикнула:
– Аурелия! Как больно!
– Знаю, дорогая, знаю, – беспомощно сказала Аурелия, поправляя на ней одеяло.
– Дай мне чего-нибудь. Я знаю, что у тебя есть. Пожалуйста!
– Я и так дала тебе слишком много. Если дам еще, это тебя убьет.
– Аурелия! Пожалуйста!
– Я же говорю: это убьет тебя! – Аурелия подложила руки под худенькие плечи сестры и прижала ее к груди.
Когда она опустила Виолетту на подушку, та посмотрела ей в глаза.
– Я же все равно умру, – прошептала она, глядя, как по щекам Аурелии катятся слезы. – Я ведь умираю? Сколько мне осталось жить?
Аурелия хотела ответить, но не могла проговорить ни слова.
– Я доживу до завтра?
– Нет.
На лицо Виолетты вдруг снизошло умиротворение.
– А моя девочка?
– Я держала ее в руках. Она была такой хорошенькой.
– Я не хочу дожить до завтра.
Виолетта отвернулась. Только по слабым вздрагиваниям ее плеч Аурелия поняла, что сестра плачет.
На столе стояла жестяная кружка и настойка опия. Аурелия отлила порцию на глаз. Один глоток – и боль прекратится, но Виолетта, быть может, больше не придет в сознание. Аурелия только что нашла свою сестричку. Как не хотелось с ней расставаться.
– Помоги мне! – крикнула Виолетта. – Больно! Больно!
Отбросив мысли о себе, Аурелия приподняла голову Виолетты и поднесла к ее губам кружку.
– Осторожнее. Так, еще глоточек.
Боль еще не утихла, но Виолетта уже чувствовала, что через несколько мгновений все пройдет. И, словно осознав, что наступает ее последняя минута, она схватила Аурелию за руку:
– Только никому не говори о том, что я сделала в Сиэтле. И про Доусон. Поклянись, что не скажешь.
– Не проси меня об этом, Виолетта. Клейтону нужен свидетель.
– Но правда убьет маму и папу. Пожалуйста, не говори!
Аурелия не знала, что делать. Она не сумела уберечь Виолетту от горя и страданий, но может хотя бы уберечь от грязи ее память. И нежно прошептала:
– Хорошо, не скажу.
Виолетта спросила, с трудом преодолевая смыкавший ее веки сон:
– Обещаешь?
– Обещаю. – Аурелия поцеловала сестру в лоб. – Я люблю тебя, Виолетта.
Она держала сестру за руку до последнего ее вздоха.
Клейтон выкопал две могилы: для Виолетты и ее ребенка.
После похорон прошло шесть недель. Каждый день он вместе с Аурелией поднимался на тихий пологий склон и стоял поодаль, пока Аурелия на коленях предавалась горю. Клейтон пытался ее утешать, горько сожалел, что все так обернулось, но она только кивала головой и отворачивалась. Было очевидно, что Аурелия с показной холодностью отстраняет его от себя, но он надеялся, что это пройдет. И хотя Клейтон рвался поскорее вернуться в Сиэтл, он не желал уезжать без Аурелии.
И вот могилы заросли красным огневиком, первым растением, которое появляется в этих суровых краях на вскопанной земле. Август подходил к концу, каждую ночь можно было ожидать жестоких заморозков. Скоро могилы укроет снег.
Клейтон открыл мешок, вынул из него молоток и два деревянных столбика. Наверху одного он вырезал херувима, поднявшего невинное личико к небу. На другом – имя Виолетты в овале из флердоранжа. Эта работа заняла довольно много времени, поэтому Гардиан до сих пор не торопил Аурелию с решительным ответом. Но больше ждать было невозможно.
Он опустился на одно колено в головах могильного холмика и забил столбик в землю. Потом стал забивать второй. Из глаз Аурелии снова хлынули слезы. Клейтон беспомощно смотрел, как они катятся по щекам любимой.
– Спасибо, – сказала она, когда работа была закончена. – Очень красиво.
Клейтон встал и помог подняться Аурелии. Не зная, пришло ли время заговорить о главном, не зная, придет ли оно вообще когда-нибудь, он сказал:
– Послезавтра уходит последний пароход.
– Как странно. Всего несколько месяцев назад ты говорил, что попасть на идущий в Доусон пароход невозможно. Что он плывет туда слишком долго. Что это слишком дорого. Помнишь?
– Помню. Все дело в спросе и предложении. Заявок больше не осталось, и гонка за золотом окончена. Доусон переполнен людьми, которые теперь хотят одного – вернуться домой легким путем.
– Легким?
– До того, как замерзнет река. Последний пароход уходит послезавтра. Я написал Эли, что скоро буду дома. Если мы не хотим застрять здесь до следующей весны, надо уезжать на этом пароходе.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами – словно сама мысль о том, чтобы уехать из Доусона, казалась ей святотатством.
– Мы? – переспросила Аурелия, хотя прекрасно знала, что это слово означает союз двух людей и что к ней оно не относится. – Нет, я не поеду. Я буду работать в клинике. Аляске нужны врачи. И здесь никому нет дела до того, что у меня нет диплома, и до того, что я женщина.
– Неужели ты не хочешь окончить колледж? – Клейтону хотелось сказать ей о своей любви, о том, как он гордился бы женой-врачом, но слова не шли с языка.
– Хочу ли я научиться так зашивать раны, чтобы не оставалось шрамов? Или делать операции так, чтобы пациенты не умирали? Или спасать женщин от родильной горячки? Конечно, хочу!
И она снова повернулась к могилам.
– Виолетта умерла, – со вздохом сказал Клейтон. Как ему освободить Аурелию от привязи, на которой все еще держит ее сестра?
– Тем более я должна выполнить данное ей обещание. Сама сестра искупить свою вину уже не сможет.
– Да она и не думала об искуплении вины. Неужели ты не понимаешь, что это самый эгоистический поступок в жизни Виолетты – вынудить тебя дать такое обещание?
– О чем ты говоришь! Сестра всего лишь хотела избавить родителей от позора. Как можно так превратно истолковывать благородный жест?
– Благородный? Да она просто хотела, чтобы твое будущее умерло вместе с ней. Что в этом благородного?
Аурелия ошеломленно смотрела на Клейтона. У нее даже слезы на щеках высохли.
– Господи! О каком будущем ты говоришь?
– О нашем с тобой будущем. Виолетта знала, что мы любим друг друга. Не пытайся это отрицать.
– Ну знала. И что?
– А то, что она заставила тебя сделать выбор не в твою пользу, Аурелия. Подтвердить ее ложь и отвернуться от меня или признать правду и стать моей женой. Виолетта знала, что ты будешь защищать ее даже мертвую, так же как ты всегда защищала ее живую.
– Она была моей сестрой.
Клейтон в растерянности отступил на шаг. И, словно приводя последний аргумент, спросил:
– А мы? Что будет с нами? – И как же он был рад увидеть сомнение в глазах Аурелии!