— Человек-ядро говорит, что если вы хотите его измерять и заниматься всякой ерундой, то вы должны посмотреть его невероятный номер. Только тогда он согласится.
Это предложение давало им надежду, и три ученых мужа высказали свое согласие.
— Тогда вам придется заплатить за спектакль, — поспешил сообщить им господин Пистроникус.
Раздались протестующие возгласы, но господин Пистроникус сделал над собой величайшее усилие и попытался встать в полный рост. Его согбенная спина со скрежетом распрямлялась, превозмогая долгую неподвижность, тридцать три застрявших в теле осколка и нанесенную обиду. В результате титанических усилий, которые отдавались в сердцах присутствующих состраданием к чужой боли, подобно тому как мы испытываем порой стыд за другого человека, угол, образованный израненным телом, стал чуть менее острым, и герой произнес, гордо глядя в глаза членам комиссии:
— Уважаемые господа! Тот факт, что вы считаете нас марионетками в руках судьбы и не признаете наших моральных прав, отнюдь не умаляет значимости нашего ремесла.
— Человек-ядро летает лучше, чем мистер Фланаган!!!
После этих речей господин Пистроникус, сверхъестественный человек-ядро и ученые члены комиссии — процессия выстроилась именно в таком порядке — направились к шатру цирка.
Под самым его куполом виднелись канаты и трапеции, которые зрительно увеличивали объем помещения. На посыпанной песком арене стояло французское орудие семьдесят пятого калибра. Ствол его был заменен трубой производства одного из металлургических заводов. Господин Пистроникус пробежал вокруг арены и зажег керосиновые лампы, расставляя их на равном расстоянии друг от друга.
— Декорации нас не интересуют, — сказал нотариус. Однако господин Пистроникус, невозмутимо водружая на голову цилиндр, ответил ему:
— Вы заплатили за представление и получите свое представление.
Ствол был поднят под углом сорок пять градусов. Сверхъестественный человек-ядро поднялся по ступенькам лесенки, которая позволяла ему проникнуть в жерло. Однако, прежде чем исчезнуть там, он обернулся к несуществующей публике и поприветствовал ее с достоинством римского гладиатора. Наступила мертвая тишина. Господин Пистроникус сменил прут, служивший для устрашения уток, на жезл сенешаля, верхушку которого украшали лиловые шелковые платки. Этот человек, чье тело напоминало букву „Г“, поднял жезл, а затем опустил его.
— Дамы и господа, перед вами — живая легенда, миф современной эпохи, сын принца Гибралтара и маркизы Самаркандской! Человек неспокойной души, который предпочел славу артиста доставшимся ему от рождения покою и роскоши аристократов! Перед вами, дамы и господа, сверхъестественный человек-ядро!!!
Затем он извинился:
— Моя речь обычно звучит в сопровождении оркестра. Я очень сожалею, но сейчас все музыканты спят.
Потом распорядитель добавил для общего сведения:
— В этом месте публика должна аплодировать.
Единственная рука господина Пистроникуса потянула за веревку, которая приводила в действие взрыватель, и послышалось довольно жалобное пафф! Сначала из жерла вылетели серпантин и клубы белого дыма, а потом на невероятной скорости — сам человек-ядро. Именно в этот момент один из ученых мужей спросил:
— А где у вас страховочная сеть? Боже мой, разве можно без сетки?
Живой снаряд поднялся на значительную высоту: руки героя со сжатыми кулаками были вытянуты вперед. Он вознесся до той точки, где изначальный импульс вступает в спор с силой притяжения. На мгновение фигурка замерла в воздухе, словно марионетка, у которой оборвались все нити, кроме одной, а потом, само собой разумеется, камнем упала вниз.
Три академика в ужасе перепрыгнули через бортик арены и бросились к сверхъестественному человеку-ядру, который, благодаря воронке, воткнулся головой в песок. Он напоминал страуса из басни и отчаянно дрыгал ногами.
— Вы видите? Обратите внимание на воронку. Это я и имел в виду, когда говорил о пользе сего предмета, — произнес господин Пистроникус, который не спеша шел к ним по арене.
Против всех ожиданий, стоны сего падшего ангела объяснялись вовсе не предсмертной агонией, а простой усталостью. Комиссия определила, что жертва была более или менее цела, и поэтому биология и антропология принялись за дело.
— Давайте начнем с точной науки, — предложил биолог, — обратите внимание на эти три кости, которые зажимают шейные позвонки.
— Это не более, чем результат перелома, — возражал ему антрополог, — в шейном отделе позвоночника не наблюдается отклонений от обычной таксономии.