— Спасибо.
Но они ответили:
— Мы хотели убедиться в том, что все люди знают тебя.
Вместо того чтобы перерезать мне глотку, острия ножей рассекли веревки. Они сказали:
— А теперь — ступай. Наказание начинается сейчас.
Скажи мне только, что ты меня не разлюбила
Ее звали Марта, и она была богата, белокура, легкомысленна и заурядна. Она была так хороша собой, что у нее не могло быть подруг: стоило ей зайти в комнату, как все остальные девушки казались швабрами. Поэтому все женщины ее на дух не переносили, но, чем больше росла их ненависть, тем красивее становилась Марта в глазах окружающих. Его звали Альфред, и был он стройнее кипариса: высок, изящен и статен. Одним словом, из тех мужчин, которым никто не желает богатства — куда приятнее восхищаться бедным тружеником, чем счастливчиком-богачом. Они помолвились.
Следуя традиции, родители невесты приготовили ей приданое. Марта принесла в семейное гнездо пять наволочек, пять простыней, пять одеял и великое множество салфеток, на которых были вышиты ее инициалы. Его инициалов на них не было. В сундуке также оказались две шляпы, похожие на торты, — они заняли свое место на чердаке в ожидании археологических экспедиций будущего. Кроме того, там лежала шерстяная синяя шаль, словно сотканная из волшебной паутины, юбка, подшитая шелковой тесьмой, и тонкая черная комбинация с изящной отделкой: в ней потом, в тридцатые годы, дочь супругов любила ходить на вечеринки артиллеристов-республиканцев, используя вместо платья, — и не надевала лифчика. В приданом также оказались семь пар огромных трусов цвета рыжика. К счастью, Альфреду никогда не довелось увидеть в них жену: подобное уродство проходило у хозяев магазинов под названием „убийцы страсти“.
Мать невесты, вдова с солидным стажем, к тому же великодушно уступила им шкаф, семейную реликвию, к которому жених сразу воспылал ненавистью. Шкаф был выточен из цельного куска дерева — эту особенность замечали только краснодеревщики, которые поражались диаметру исполинского ствола. По словам тещи, шкаф достался ей от ее свекрови.
Теща хотела подарить им шкаф, жена мечтала заполучить это сокровище, а Альфред решил защищать порог комнаты, словно речь шла о Фермопильском ущелье. Однако взаимопонимание между его супругой и ее матерью представляло собой силу куда более могучую, чем союзы вагнеровских карликов, — ему еще предстояло понять это. Он твердил: „Нет, нет, дорогая Марта, проси все, что хочешь, только не этот шкаф“. А она говорила: „Ну что ты, милый Альфред, что ты, без него нам никак нельзя!“ Само собой разумеется, ее мнение восторжествовало, и шкаф был водворен в комнату.
Женщины объединили свои усилия по приведению реликвии в порядок. Они протерли все полки средством против моли, хорошо зарекомендовавшим себя в Лондоне и в Аргентине. Вдова обработала каждую дырочку специальной жидкостью против древоточцев производства „Торгового дома Братьев Сирера — Химические средства для вашего очага“. Альфред удостоился чести в очередной раз покрасить старинный шкаф. Само собой разумеется — в черный цвет.
Уже после свадьбы, установив это чудовище в супружеской спальне, обе женщины принялись любоваться им, точно это была фреска Сикстинской капеллы. Теща воскликнула: „Ой, дочка, вот увидишь, он тебе очень даже понадобится!“
■
Бывают комнаты с мебелью и комнаты для мебели. Сему предмету удалось создать вокруг себя кубическое, плотное и тесное пространство, в котором он с большим трудом помещался. Шкаф завладел целой стеной в спальне и грозил обрушиться на непрошеных гостей и раздавить их в лепешку. Колосс стоял на крошечных ножках, по форме напоминающих капли, и Альфред никак не мог понять, как же они выдерживают такое давление и не ломаются. С научной точки зрения, это было невозможно, но он знал и о других столь же невероятных фактах: ученые не могут объяснить, как пчелы способны летать при помощи своих крыльев, как египтяне построили пирамиды или откуда взялись кольца у Сатурна. Однако пчелы летали, пирамиды существовали, у Сатурна имелись кольца, а шкаф не падал. Смотреть на него было жутко, но в то же время это чудо физики поражало воображение. Страх объяснялся тем, что его чернота выделялась на фоне комнаты и он напоминал жука на снегу, а с другой стороны, благодаря своим внушительным размерам он казался исповедальней, чудом перенесенной в мечеть.
Но шкаф, пожалуй, был единственным черным пятном на ясном небосклоне их супружеской жизни. Любовь мужа питала любовь жены и наоборот, и главенство одного из них устанавливалось так мягко, что нельзя было с точностью определить, кто же в этом доме хозяин. Не прошло и полугода с их свадьбы, а они уже так притерлись друг к другу, что являли собой совершенный часовой механизм брака. Каждый день, проведенный вместе, позволял им заделать одну из крошечных трещинок, еще разделявших супругов. Каждый день, утро которого они встречали в одной постели, давал им возможность сгладить какую-нибудь шероховатость в их отношениях при помощи договоренностей, умолчаний или договоренностей об умолчаниях — в каждом случае выбиралось наиболее подходящее решение. Однако за подобное согласие им, естественно, пришлось расплачиваться гибелью страсти и непредсказуемости, если только когда-нибудь страсти и непредсказуемости уделялось место в планах создания семейного очага. Альфред колебался, не следует ли ему испытывать чувство вины, пока наконец не понял, что именно это сочетание привычки и умения уступать, которые делали их совместную жизнь возможной, и было основой брака. Но однажды утром, когда на улице бывает так серо и спокойно, он вышел из дома.