— Мы не имеем отношения к органам охраны порядка, господин Каффо, — успокоил его нотариус. — Мы получили сведения о том, что цирк приютил один экземпляр, представляющий огромный интерес для научного прогресса. Мы просто хотим подтвердить или опровергнуть гипотезы Дарвина.
— Нет тут у нас никаких гипотез, зато есть карликовые гиппопотамы. Но они не продаются. Сколько вы хотите предложить за карликового гиппопотама?
— У нас нет валюты, — пояснил нотариус.
— Гроши, гроши, гроши, зачем еще валюта? — произнес невидимый человек. Некое подобие заливистого ржания вторило его голосу. — Лучше молчи, чтобы тебя никто не увидел, — добавил шепотом господин Каффо.
— Если вы позволите нам произвести надлежащий визуальный осмотр особи, представляющей для нас интерес, — сказал антрополог, — после него мы незамедлительно удалимся и не будем вам мешать.
— Это будет всего лишь френологическое исследование. Мы произведем антропометрические замеры, — добавил биолог. — Не исключаю суггестию по Месмеру[49] или гипнотический метод Римпиуса. Не более того.
— Что это вы тут мелете? — сказало ружье, двигаясь от одного угла рамы до другого. — Пистроникус! Что это за люди? Почему они так хорошо одеты? Что им здесь нужно?
— Мне кажется, что они явились, чтобы посмотреть на нашего сверхъестественного человека-ядро, — предположил господин Пистроникус. — Впрочем, кто знает…
— Только и всего? Это правда?
Из окошечка высунулась голая рука. Капризной природе было угодно украсить ее пальцами разной длины, а ладонь поставила бы в тупик даже самую сведущую в хиромантии цыганку. Рука схватила пачку денег.
— А ну, давай, давай! — Рука требовала удвоения предложенной суммы.
— Ну, ладно. Я готов терпеть ваше присутствие, потому что вы христиане. Иудеи мне никогда не нравились. В Одессе я познакомился с шестью евреями, которые прекрасно устроились. Они занимались контрабандой и торговали святыми иконами, не будучи христианами. Я же честный христианин, и мне никогда не приходило в голову нарушать законы, клянусь вам. Если кто-нибудь спросит вас обо мне, так и скажите, что я христианин и не занимаюсь контрабандой образов святых. Даже если никто вас об этом не спросит, все равно так и скажите. Особенно префекту: внушите ему, что я настоящий христианин и ни в какие темные дела не лезу. Пистроникус! Покажи дорогу этим гипонаучным господам.
Окошечко захлопнулось с резкостью, достойной какого-нибудь государственного учреждения. Господин Пистроникус, проявляя исключительную услужливость, проводил их до вагончика, имевшего форму бочонка, распухшего цилиндра, снабженного иллюминаторами без стекол.
— Выходи, — приказал однорукий господин, не распрямляясь, с отсутствующим видом.
Откуда-то издалека донеслась песня невидимой скрипки, и прежняя печальная отрада закружила в небе и погладила три затылка.
— Выходи, кому сказал, — решительно повторил Пистроникус, стуча в дверь прутом, которым раньше загонял уток, и из-за его бесцеремонных действии кибитка показалась посетителям загоном для скота.
Наконец на пороге возник мужчина, если только так можно сказать. Император со старинной миниатюры, фигурка из глины. Он был раздет, если не считать наиглупейших рыбацких сапог и еще более абсурдных шерстяных трусов. Его ножки напоминали окорока вепря — они были короткими, широкими и мощными. Мужчина играл мышцами рук, на которых выступали голубые жилы, и сжимал кулаки. Запястья были защищены медными щитками, как у наемных солдат, грудь покрывал густой ковер, похожий на пух камышового початка. Шея — гораздо шире бычьей — была лишена подвижности. Характер, который угадывался за его невозмутимостью, поистине вызывал изумление. Глаза были расположены так далеко друг от друга, что всем троим членам комиссии, ни разу не видевшим ничего подобного, пришел на память хамелеон. Нос, похожий на пятачок свиньи, казалось, испытал на себе удар молота. Сию ошибку природы венчала воронка, которая давила ему на мозги. Эта крышка представляла собой самый обычный жестяной конус, скрепленный для прочности свинцовыми заклепками.
Члены академии онемели при виде этого необычного экземпляра то ли от удивления, то ли от восхищения, а может быть, просто не верили своим глазам. Только нотариус осмелился задать вопрос:
— А зачем ему воронка?
— От нее много пользы, — ответил господин Пистроникус.