Она бросила Лайле полотенце. Девушка поймала его на лету и тут же бросила в раковину. Когда она обернулась, Зофья уже схватила ложку для пудры.
– Прости, Феникс, но мне это нужно! – Зофья засунула ложку в рот. – Зофья!
Инженер ухмыльнулась. Она распахнула дверь и выбежала в коридор, все еще сжимая ложку во рту.
После того как Лайла закончила украшать десерт, девушка протерла столешницу и покинула кухню. Она не была официальным кондитером «Эдема» и, честно говоря, никогда к этому и не стремилась. Вся привлекательность этой работы состояла в том, что Лайла занималась выпечкой для своего удовольствия. Если ей не хотелось что-то готовить – она это не готовила.
Чем дольше она шла по коридору для прислуги, тем ярче и отчетливее становились звуки «Эдема»: громкий смех отражался от стеклянного перезвона капелек на хрустальных люстрах, в бокалах звонко журчало золотистое шампанское, а прозрачные крылья сотворенных мотыльков тихо трепетали, переливаясь всеми цветами радуги. Лайла остановилась напротив Кабинета Меркурия – здесь располагалась почтовая служба. Внутри можно было найти множество металлических коробок, помеченных именами отельных служащих. Не питая никаких ожиданий, Лайла открыла свой ящичек ключом для прислуги и очень удивилась, когда ее пальцы нащупали внутри что-то похожее на холодный шелк. Она извлекла на свет один-единственный черный лепесток, прикрепленный к записке, в которой было всего одно слово:
Зависть.
Лайла узнает этот неразборчивый, косой почерк где угодно: Тристан. Она с усилием подавила улыбку. В конце концов, она все еще на него злилась.
Тем не менее это не мешало ей принять подарок, особенно если тот был сотворенным.
Сотворенным. Это слово все еще странно ощущалось на языке, даже после двух лет, проведенных в Париже. Империи и королевства Запада называли способности Тристана и Зофьи «силой Творения», но в других культурах существовали свои термины. В Индии это искусство называлось chhota saans – в переводе «маленькое дыхание». Считалось, что только боги могли вдыхать жизнь в свои создания, и «маленькое дыхание» было лишь крупицей этой силы. Но, вне зависимости от названия, правила использования этих способностей были одинаковыми во всех уголках земли.
У искусства Творения существовало два направления: разум и материя. Те, чьи способности относились к материи, могли влиять на три стадии веществ: жидкости, твердые тела и газы. И Зофья, и Тристан обладали материальными способностями. Зофья была склонна к твердым веществам, в основном к металлам и кристаллам, а Тристан проявлял талант к жидкостям. Особенно к жидкостям различных растений.
Любые способности силы Творения были связаны тремя условиями: сила воли мастера, ясность его художественной цели и ограничения выбранного элемента-проводника. Это значило, что кто-нибудь с талантом к материальной силе Творения, узкоспециализирующийся на камнях, и шагу не ступит, не изучив химические формулы, свойства и характеристики камня, с которым он собирается производить какие-либо манипуляции. Как правило, способности к Творению проявлялись до тринадцати лет. Если ребенок хотел развивать этот талант, он мог начать обучение и поступить в один из специальных европейских университетов, где студенты проводили не один год своей жизни. Кроме этого, можно было поступить на долгосрочную службу к одному из опытных мастеров Творения. Однако Тристан и Зофья не пошли ни по одному из стандартных путей. Зофью выгнали из университета прежде, чем она смогла чему-нибудь научиться, а Тристан изначально не видел в обучении никакой необходимости. Его ландшафтное искусство было похоже на лихорадочный сон духа природы. Его дизайн был тревожащим и прекрасным. Париж обожал этого юношу. В возрасте шестнадцати лет к нему уже выстраивалась внушительная очередь клиентов: их счет шел на сотни.
Поначалу Лайле было интересно, почему Тристан решил осесть в «Эдеме». Возможно, он был по-своему предан Северину. Может быть, он оставался в отеле, потому что здесь Тристану позволяли проводить свои безумные выставки арахнидов. Но когда Лайла впервые вышла в сады, располагающиеся на территории отеля, она буквально почувствовала причину, по которой Тристан остался здесь. Ее легкие заполнил аромат цветов. На город опускалась ночь, и в полутьме сад казался сумбурным и диким. Тогда она поняла. Клиенты Тристана навязывали ему свои правила, например, Дом Ко́ры, который заказал к предстоящему празднику фигурную стрижку кустов. В «Эдеме» все было иначе. Тристан любил Северина как брата, но остался он только потому, что здесь он мог творить любые чудеса, не оглядываясь на чьи-то запросы и требования.