— Не встречал никого из Андреевского кружка?
— Нет, не встречал.
— Пожалуй, только мы с тобой и остались из старой гвардии.
— Выходит, что так.
— Не замечал, как к нашим идеям относится современная молодежь?
— Я этим давно не интересуюсь. Еще в эмиграции навсегда проклял политику.
— Ты был в эмиграции?
— Долгие годы.
— А сюда когда возвратился?
— В двадцать втором.
— Не раскаивался потом?
— Нет.
— Неужели тебя не оскорбляли слежка, подозрительность, недоверие к каждому твоему слову? Разве ты забыл…
— Нет, не забыл. Но это было какое-то недоразумение.
— Недоразумение… Кому доверяют, того не корят прошлым по всякому поводу. Тебе же они не забыли ни пребывания за границей, ни участия в Андреевском кружке. Уверен, что и дворянского звания не забыли. Скажешь, не так?
Крутояр ничего не мог сказать. На допросах действительно говорилось о каких-то связях с разведками, о передаче неведомым лицам секретных сведений, другие невообразимые нелепости… Но откуда все это известно Квачинскому?
— А странно, что они тебя выпустили…
— Что ж тут странного? Выяснили, что я ни в чем не виновен, и выпустили.
— Но ведь в академию дорогу закрыли?
— Да, я вынужден был уйти на пенсию.
— Вот тебе и родина!
— Перед людьми у меня совесть чиста. Я делал все…
— А сделал ли? Насколько мне известно, ты длительное время работал над открытием сверхкрепких строительных растворов.
— Да, этой проблеме я посвятил почти двадцать лет.
— Однако они не дали тебе возможности завершить эту работу.
— Я почти завершил ее. Осталось проверить в производственных условиях.
— Скажи, а почему тебе не сделать это сейчас?
— Где? В этой комнате?
— Почему в комнате? В академии! Разве ты не слышал, что в ближайшее время открывается всеукраинская академия? Мне кажется, именно ты должен возглавить ее строительно-архитектурное отделение. Ты человек авторитетный, сумел бы сплотить вокруг себя специалистов, оставшихся в Киеве.
— О, организатор из меня никудышный, в этом я давно убедился. Да и здоровье уже не то. Не сегодня завтра могу слечь…
— Тем более надо спешить. Это ужасно — работать столько лет и все бросить, не доведя дело до конца. Хочешь, фирма «Тодт» создаст тебе все условия? Ну, а немецкие врачи позаботятся о твоем здоровье…
Квачинский затронул самое больное место в душе архитектора. Сколько тревог пережил Дмитрий Прокофьевич за последние недели! Он чувствовал, как тают его силы, как приближается роковой час, а между тем работа оставалась незавершенной. Были минуты, когда он ненавидел себя за то, что не смог закончить эксперименты на два-три года раньше. Надо же было растянуть до самой войны! В те дни, когда вражеские армии стояли уже под Киевом, испытания его строительного раствора, разумеется, мало кого могли интересовать. В академии советовали подождать, пока стабилизируется положение на фронтах. А когда оно стабилизируется? Через год, через два или через пять?.. Одним словом, Крутояр понимал, что последнего шага на двадцатилетнем пути поиска ему сделать не удастся. Поэтому он начал составлять подробнейший отчет о своей работе, чтобы ее смогли когда-нибудь завершить другие. И вот это предложение Квачинского… Предложение человека, который, собственно, искалечил ему всю жизнь и заслуживает только проклятия. Что ему ответить?
Выручил продолжительный звонок. По шагам в коридоре Крутояр догадался, что пришел фон Ритце. Этот немецкий офицер стал уже привычным гостем в доме. То ли его донимала бессонница или угнетало одиночество, но он почти каждый вечер приходил слушать музыку. Иногда и сам усаживался за фортепьяно и допоздна играл со Светланой в четыре руки. Фон Ритце всегда был подчеркнуто учтив, любезен и ничуть не походил на тех горластых, разнузданных завоевателей, которые терроризировали город. В душе Дмитрий Прокофьевич даже радовался этим посещениям, так как именно частым присутствием фон Ритце объяснял он тот факт, что его квартира ни разу не подвергалась ночным налетам.
— Наш сосед, господин фон Ритце, пришел, — поспешил он сообщить Квачинскому, чтобы только прекратить разговор.
— Полковник фон Ритце?!.
Прибывший был не менее удивлен, чем Квачинский. Они, видимо, никак не ожидали встретиться здесь. Поздоровались, как давнишние приятели, однако нетрудно было понять, что они то ли стесняются, то ли остерегаются чего-то. За чаем обменивались до тошноты изысканными любезностями. Откровенный разговор между ними состоялся уже за порогом квартиры Крутояров.