Долгие и горькие минуты пришлось пережить мне, уже пожилому и немощному человеку, прежде чем я взялся за перо. Высокое сознание своего гражданского долга, а не примитивное корыстолюбие заставило меня поведать вам неутешительную правду об одном из тех, кто ловко пробрался в студенты столичного университета. Все вы, по-видимому, считаете Химчука идеалом молодого человека, мол, скромен, трудолюбив, талантлив, но, боже правый, если бы вы знали, кто в действительности скрывается под личиной этого псевдообразцового студента! Это — волк в овечьей шкуре. Наука, университет — это лишь ширма, за которой прячет свое истинное лицо опытный и хитрый проходимец, если не скрытый враг. Его руки обагрены невинной кровью, на его совести — целый ряд омерзительных преступлений. Я не стану их перечислять, я лишь советую вам поинтересоваться, с чего начинал свой жизненный путь Химчук. Кто были его первые учителя? За что он в свое время сидел в колонии?..
Меня удивляет, более того — возмущает, что никто из вас за два с половиной года не поинтересовался, что представляет собой дом Химчуков в Мокром яру. Так пусть вам будет известно: это тайный притон, нелегальная квартира для всевозможных темных субчиков. Уже в этом, 1941 году, там в течение месяца подпольно проживал не кто иной, как княжеский отпрыск Тарганов (он же — Сергей Куприков, Максим Бендюга, Боголепский, Пташечка, Капитан), который семь раз был осужден справедливым советским судом и столько же раз убегал из мест заключения. Почему бы вам не поинтересоваться, что может быть общего у советского студента с заклятым классовым врагом князем Таргановым?..
Я понимаю, мои слова могут показаться грязным поклепом. Но вы можете легко убедиться в правдивости сказанного мной. Загляните для этого в седьмой том энциклопедии Брокгауза и Ефрона, что стоит в Химчуковой библиотеке на левом стеллаже на третьей полке. Там хранятся фальшивые документы, которыми Химчук снабжает таких, как князь Тарганов… Да я, хоть убейте, не понимаю, чем же вы там занимаетесь, в своем университете! Химчук опасен сейчас, но подумайте, какую угрозу для нашего общества он будет представлять, когда закончит учебу и проникнет в государственный аппарат? Я старый пролетарий и хочу посоветовать вам: будьте бдительны, каленым железом выжигайте из своем среды всяческих химчуков! Иначе мне останется лишь сделать вывод, что у химчуков и ему подобных есть в университете влиятельные покровители…»
Трудно представить большую растерянность, чем та, какая отразилась на лицах студенческих вожаков. Даже Кушниренко не ждал обвинения Олеся в стольких смертных грехах.
— Вот, значит, какая характеристика Химчука в этой анонимке, — усталым голосом закончил декан. — Тон ее явно провокационный, но все же ее надо проверить. Конечно, подойти тут надо осторожно и очень чутко. Ваши предложения?
С места вскочила Галина Кондратенко. На лице — густой румянец, глаза затуманены слезами.
— Да что проверять? Это же — злостная клевета! Я не верю ни единому слову… Олесь не такой, это каждый может подтвердить. Правда же? Иван? Андрей? Ну, скажите!
Кушниренко не спешил с выводами. Ливинский тоже молчал. Сидел, упершись локтями в колени, с низко опущенной головой, точно стыдился смотреть товарищам в глаза.
— Да, я рад бы не поверить, — наконец выжал он из себя, — но против фактов ничего не поделаешь. Я припомнил: Олесь действительно водит дружбу с подозрительными типами. Я сам тому свидетель… Это было в последний день прошлой экзаменационной сессии. Мы с Химчуком поехали на вокзал за билетами, и там он встретил какого-то странного человека. Я точно помню: звали его Максимом. Он и вправду жил у Химчуков… Просто и не знаю, что теперь думать про Олеся.
— А на кой бес нам тут головы ломать! — сорвался, как вихрь, со стула Михаил Темный и закричал: — Нужно передать анонимку куда следует, и пусть там разбираются.
Иван почувствовал, что настало его время вмешаться в разговор.
— Я думаю, передать дело куда следует мы всегда успеем, — начал он рассудительно и спокойно. — Но будь я следователем, я бы непременно притянул к ответственности и тех, кто два с половиной года позволял водить себя за нос. Это большой позор для всех нас, товарищи. Нет, нам надо самим во всем разобраться и, как советует анонимный пролетарий, с корнями вырвать зло. Недаром же письмо адресовано именно нам. Наша комсомольская организация имеет силы…
— Организация — не нянька! — оборвал его вечно подозрительный ко всему Темный.
— Иван дело говорит! Помолчи, Михайло!