— Что скажете?
О, многое мог бы сказать Олесь! Но нечеловеческим усилием воли он подавил в себе волнение: Губер ведь ждет от него взрыва негодования. И Олесь гневно, чтобы не возбудить подозрения, воскликнул:
— Руки за это надо поотрывать!
— Руки?.. Ошибаетесь. Головы!
— Вы правы, можно и головы.
— Запомните, мы этого так не оставим! Мы спросим, как могло случиться, что официальная газета превратилась в рупор большевистских идей.
— Надеюсь, вы не подозреваете в этом безобразии моих коллег? Ведь сообщение большевиков напечатано не в газете. На газету наклеена листовка.
— Следствие покажет.
— Листовки наклеены ведь после выхода газет.
— Какая разница, когда они наклеены! Главное, газета разнесла их по городу.
— Не думаю, чтобы весь тираж мог быть испорчен. Разве какой-нибудь десяток-другой экземпляров. Но могут ли они сделать погоду? — Он ни капельки не верил в то, что говорил. В дни, когда все поголовно ждали вестей с фронта, даже одна такая листовка могла вызвать в городе бурю. Киевляне непременно размножили бы листовку и пустили гулять по учреждениям и рынкам. Все это было так, но сейчас ему хотелось немного поиздеваться над Циклопом.
— Не сделают погоды?! Да вы совсем недооцениваете большевистскую пропаганду. Хотите знать правду? Эти листовки во сто крат опаснее для нас, чем диверсии. Вам-то я могу сказать: большевистская пропаганда пагубно влияет и на наших солдат. Особенно венгров. Это уже замечено. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Они привыкли слышать только о победах, а тут…
Олесь удрученно кивал головой, а у самого так и рвалось с языка: «Что ж, пусть привыкают и к таким вестям!»
Какое-то время Губер сидел опустив голову, Потом стал просматривать полосы следующего номера газеты. Читал он по-украински довольно прилично. Олесю только изредка приходилось переводить какое-нибудь отдельное слово. Поскольку, как и говорил Шнипенко, в номере не было ни одного местного материала, просмотр не занял много времени. С первой страницы Губер велел снять только сообщения ДНБ в ходе переговоров между СССР, США и Великобританией.
— В ситуации, сложившейся в Киеве, это сообщение совсем некстати. Для чего напоминать массам об этих переговорах? Будьте уверены, советские агитаторы читают подобные заметки по-своему и используют в собственных целях.
К внутренним страницам, где речь шла о праздновании Нового года в Германии, у него не оказалось никаких претензий. Но четвертая страница вызвала ярость, он даже позеленел:
— Да ведь это саботаж! Кто распорядился снять объявление о сборе теплой одежды для военнопленных?
— Это объявление мы публиковали не менее чем в десяти номерах.
— В десяти номерах? Даже если бы в ста вы его публиковали, то и тогда не имели бы права снимать. Можете сокращать что угодно, но эти объявления — ни под каким видом… Вы, видимо, не представляете, насколько это важно.
Но Олесь начинал уже кое-что представлять. После выступления Гитлера по радио о зимней помощи армии сразу же был объявлен сбор пожертвований, который Красный Крест проводил якобы для пленных. Ни для кого не было секретом, с каким трудом приходилось оккупантам выдирать у населения эту «помощь». А на призыв Красного Креста киевляне откликнулись. Немецкие власти не только не мешали, а, наоборот, всячески содействовали этой компании. В распоряжение Красного Креста были предоставлены радио, страницы газет. В короткие сроки при каждой из девяти районных управ были открыты пункты приема пожертвований. Даже жилищным комиссиям вменяли в обязанность собирать теплую одежду, валенки, варежки, шапки, санитарные и постельные принадлежности, белье, деньги. Однако Олесь ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из пленных, которых то и дело гнали через Киев, был одет или обут в теплое. Куда же девались подарки? Слушая сейчас Губера, он сразу все понял. Правда, пока это были лишь догадки, а ему надо было знать точно, куда идут пожертвования.
— А не лучше ли будет вместо объявления поместить фоторепортаж? — начал он издалека. — К примеру, кто-то из наших выедет в Дарницкий лагерь и сфотографирует пленных в теплой одежде. Это оказало бы гораздо большее впечатление на читателя, чем объявление.