В голосе отца Олесь уловил плохо скрытое любопытство. «Неужели подозревает? Но зачем тогда помог Петровичу с документами? Нет, это не просто так». Но из памяти не выходили слова Петровича: «Я не могу больше оставаться у тебя, Олесь. За твоей квартирой непременно будет наблюдать бдительный глаз».
— Кстати, кто эти люди, которые к тебе так зачастили?
— Какие люди?
— Ну те, что в воскресенье заночевали.
«В воскресенье? Кто же у нас в воскресенье ночевал?.. А, Онисим, дедов просветитель… Но откуда ему все это известно? Неужели Петрович был прав?»
— Ночевал Онисим, бродячий монах. Они с дедом в церковь вместе ходят.
— А какую веру исповедует этот Онисим?
— Это что, допрос?
— Давай обойдемся без громких слов.
— Без громких? А зачем же ты спрашиваешь, если установил за мною слежку?
— Погоди. Разговор слишком серьезный, чтобы горячиться.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что ты чересчур наивен и доверчив. Ты плохо знаешь людей. Поверь — это коварнейшие существа. Они способны одной рукой обнимать, а другой набрасывать на шею петлю. То, что ты называешь слежкой, я рассматриваю как заботу. Какой бы я был отец, если бы не заботился о безопасности собственного сына. Нынче такие времена, когда даже малейшая ошибка обходится очень дорого. А пули, как известно, не имеют обыкновения возвращаться назад. Знаешь, о чем я бы хотел тебя попросить? Не раскрывай двери своего дома перед каждым встречным. Кто знает, какому богу они молятся. И еще одна просьба: объяснись с Таргановым.
— То есть с Куприковым? Пусть с ним черти объясняются.
— О прошлом забудь. Помни, в жизни преуспевает только тот, кто умеет забывать.
— Чему ты меня учишь? Можно забыть неосторожность, но подлость… Да я возненавижу себя, если пожму руку такому чудовищу, как Бендюга. Нет, ты меня на это не толкай: с Куприковым у меня не может быть мира даже на том свете.
— Не зарекайся, ты же совсем его не знаешь.
— Так, может быть, ты раскроешь мне глаза?
— Что же, раскрою. После твоего рассказа о столкновении с Таргановым на Бессарабке я разыскал его. Сразу же! У нас с ним был длительный разговор. Могу с уверенностью сказать: ты ошибаешься в своих оценках. Точнее, вы оба ошибаетесь. Сам посуди: как он, потомственный аристократ, которого большевики таскали по тюрьмам, мог относиться ко всему, что напоминало власть черни. Конечно, он жаждал мести. И в своем праведном гневе потерял голову. А ты имел неосторожность подвернуться ему под горячую руку…
— Но подобных обид я не прощаю!
— Поверь, и я тоже никогда и никому не прощаю оскорблений. А твои обиды — это мои обиды. — Впервые за все время знакомства Олесь услышал, как отец повысил голос. — Я мог бы раздавить твоего обидчика, как червя, не спрашивая ни у кого разрешения. Мог вывести его на Бессарабку и при тебе загнать ему пулю между глаз. Но я не сделал этого. Для тебя же. Я прикончу Тарганова, если с твоей головы упадет хоть один волосок. Теперь же я больше чем уверен, что Тарганов будет для тебя таким ангелом-хранителем, который убережет тебя от любых неожиданностей. Только не мешай ему…
Нет, с этим Олесь никак не мог согласиться. Бендюга — и вдруг ангел-хранитель. Да есть ли предел насмешкам судьбы?
— Эге, да ты, я вижу, ни к чему и не притронулся. Почему не ешь?
— Я сыт. Да и домой пора.
Отец не задерживал. Позвал шофера и приказал запаковать подарки, привезенные из Германии. Олесь видел, как на дно чемодана укладывались отрезы ткани, книги, бутылки с пестрыми этикетками, коробки конфет, игрушки, и не понимал, кому все это предназначено. Какое-то странное равнодушие охватило его. Единственно, чего ему хотелось, — это как можно быстрее добраться домой.
— Возьми, — отец сунул в руки чемодан. — Тут для всех.
— Зачем это?
— Никогда и никому я ничего не дарил. Будь добр, прими это. Вручи на Новый год. А шофер подвезет…
— Не надо, дойду так. Не хочу соседям глаза машиной мозолить…
— Выйдешь у Соломенского рынка.
Олесь вышел из машины у Соломенского рынка. Оглядевшись, направился к развалинам автобазы, которые еще с прошлой осени были для продавцов отхожим местом. Запрятал в условленное место бузиновую цевку с посланием для Петровича и поспешил домой. После всего услышанного от отца ему хотелось поскорее остаться одному и все спокойно обдумать.
Оксану застал в гостиной. Она сидела у стола опустив голову на руки.
— Что случилось? Провалилась?
Отрицательно покачала головой.
— Дед ушел из дома.
— Ну и что? Вернется.