…У ворот дома его встретила Оксана. Увидела в окно и выбежала встречать. Нарядная, торжественная.
— Так я и знала, что сегодня пораньше вернешься, — и, взяв Олеся под руку, повела в гостиную, где их ждал уже накрытый стол. — Хотела из института забежать в редакцию, но передумала…
Только теперь он вспомнил, что сегодня в мединституте начались занятия. Вспомнил и полез в карман. Пусто! Новая авторучка, приготовленная в подарок Оксане в честь первой лекции, осталась в редакционном сейфе.
— Ну, рассказывай, чему же вас сегодня учили.
— Лекций не было. Просто нас собрали и сообщили об учебных планах. Потом какой-то чин из управы ораторствовал, Агитировал ехать на работу в Германию. Кто, мол, поработает там два года, тот получит право учиться в немецком университете.
— И нашлись желающие?
— Что ты? После тех листовок про немецкую каторгу?.. Дураков нет. Говорят, что скоро силой будут туда гнать. Все дороги из Киева уже перекрыты.
— Перекрыты?! Откуда ты знаешь?
— В нашей группе две девушки из-под Борисполя, они говорили.
«Значит, без документов Петровичу не удастся вывести из Киева ту девушку, — опустив голову, размышлял Олесь. — Как быть? Не станет же Петрович ждать, пока подвернется случай раздобыть пропуск. Как же быть?.. Разве попытаться провезти ее с собой? Документы на двоих, а отец остается… Никому из дорожных патрулей не придет в голову, что в машине розенберговского рейхсамтслейтера — подпольщица. Немедленно надо известить Петровича… Я смог бы довезти ее до самой Полтавы. Документы ведь на двоих!»
Бросился в кабинет. Написал Петровичу записку — и во двор.
— Что случилось? Куда ты? — бросилась за ним Оксана.
— Скоро вернусь.
Но вернулся не скоро, усталый, мрачный. Теперь уже все зависело от того, успеет ли Петрович получить записку до рассвета…
Оксана ничего не знала о его делах и стала расспрашивать.
— Еду завтра в Полтаву, — вот и все, что она услыхала в ответ.
Легли спать. Но Олесю не спалось. Успеет ли Петрович получить записку? Если бы знать, где его найти, на крыльях бы полетел…
— Олесь, а эта поездка очень нужна?.. Отложить ее нельзя?
— Нельзя, Оксана.
— Не хочется мне, чтобы ты ехал. Что-то на душе неспокойно… Может, все-таки не поедешь?
«Эх, если бы я мог обо всем тебе рассказать!»
— Не беспокойся, Оксанка. Что может случиться? Через два дня я вернусь. Ты только не волнуйся, — и вышел во двор.
Олесь любил ночи. Бывало, выйдет в сад и бродит среди расцветших яблонь, прислушиваясь к шепоту весеннего ветра. Или станет на лыжи и пустится на залитые лунным светом поля за Батыевой горой. Но за последнее время и киевские ночи стали ему ненавистны: слепой, безмолвный город нагонял гнетущую тоску. Олесю хотелось броситься стремглав отсюда и бежать, бежать без оглядки… Только куда убежишь от тяжелых дум?
Взял в сенях ведро, принес воды и пошел по узенькой тропинке через сад к усадьбе Ковтуна. Микола был единственным, кто не отвернулся от Олеся, не корил его немецким пайком. На стук Ковтун-младший отозвался не скоро. Пока открылась дверь, ведро примерзло к земле.
— Наверное, уже спал? А я вот воды принес.
— Спасибо, заходи.
«Как он тут в такой холодине?» — ужаснулся Олесь, войдя в хату, Предложил растопить печь. Но хозяин отказался:
— Сегодня не надо: до утра как-нибудь перебьюсь.
— А утром я уезжаю.
Микола не спросил, куда, зачем и надолго ли. Сидел впотьмах, как будто ждал, когда уйдет поздний гость. Но Олесю не хотелось возвращаться домой. Помолчали. Вдруг что-то металлическое звякнуло за стеной.
— Так, значит, едешь? И куда же? — сразу же заговорил Микола.
— На Полтавщину.
— Поездом?
— Нет, в моем распоряжении машина.
— От редакции? Наверное, с кем-нибудь из писарей?
— Представь себе, один. Попутчика ищу.
Опять что-то приглушенно звякнуло. На этот раз Олесь четко услыхал: звук долетал снизу. «Но ведь у Ковтунов не было погреба… Неужели Микола сумел выкопать, будучи уже без ног? — И тут он вспомнил, что осенью, во время дождей, видел на ковтунских грядках разрыхленную землю. — Но зачем Миколе понадобился погреб? Что ему там прятать?..»
Попрощались. Олесь пошел домой. Ему очень хотелось побежать к развалинам автобазы, заглянуть в тайник и узнать, забрали ли уже записку. Но сдержал себя. Не мог нарушить клятву, данную Петровичу, — никогда не пытаться выяснить, через кого осуществляется связь с подпольным центром. Поэтому оставалось только ждать.