— Поговорил бы ты, Петрович, с Кушниренко. Что-то не нравится мне его болтовня о собственных подвигах. Смердит от этих разговоров. Ты бы поговорил, а то…
— А почему бы тебе не попробовать ему помочь?
— Пробовал. Только не вышло у нас разговора. Обиделся Иван на меня, а понять так и не понял.
Обиделся… После этого предостережения Петрович твердо решил в ближайшие же дли лично поговорить с Кушниренко. Но это ему так и не удалось. Сначала Иван, попав в облаву, более чем на две недели исчез из Киева. Потом нахлынули такие события, что Петрович даже для сна не находил свободной минуты. Потребовалось немедленно сменить конспиративные квартиры и явки, подготовить в лесу базу для подпольщиков, которым угрожал в городе провал, ввести в курс событий и дел запасной горком партии. Однако Петрович не переставал корить себя за то, что не нашел времени ближе познакомиться с человеком, которому должен был поручить чрезвычайно ответственное и опасное задание. В преданности Кушниренко можно было не сомневаться, а вот сумеет ли он правильно понять задачу? Однако иного выбора не было — до прибытия Розенберга оставалось каких-нибудь пять дней…
Вот и сквер. На неподметенных аллеях — ни души. Только вдали двое рабочих в засаленных спецовках неведомо зачем рыли канаву между деревьями. Петрович выбрал покосившуюся скамью под березами и направился медленно к ней. Сел и, чтобы не привлекать к себе внимания, стал переобуваться.
Переобувался долго, а Ивана все не было. Петровича стала охватывать тревога: неужели что-нибудь стряслось? Хоть бы был табак, а то сидеть так без дела просто нестерпимо. Встал, чтобы уйти, и в это время увидел приближавшегося Ивана. Пошли друг другу навстречу. Когда поравнялись, Петрович спросил:
— Самосад есть? Курить хочу.
Иван с готовностью стал доставать из кармана табак и кресало. Петровичу бросилось в глаза, что у Кушниренко руки дрожат мелкой дрожью. Прикуривая цигарку, по привычке осмотрелся и сразу же заметил в конце аллеи подозрительного субъекта. А поодаль — еще двух. В серых плащах, с засунутыми в карманы руками.
— По-моему, ты притащил «хвостов»… — показал глазами из выход из сквера.
Иван вздрогнул. Повернул голову назад и обомлел. Гестаповцы! А среди них — Омельян. «Так вот ты какой, Омельян!..»
— Бежим отсюда! Быстрее!
— Не подавай вида, что заметил. Иди к заводу, а там — скорее в переулки. Встретимся вечером. У «цистерны» на Борщаговке.
Разошлись. Петрович заметил, как те двое двинулись ему наперерез. Но у него была лишь одна забота — об Иване. Только бы Иван успел заскочить в тесные переулки! Только бы не растерялся!
Как вдруг впереди появился еще один подозрительный тип в плаще. Сомнений не оставалось: западня! Петрович свернул с аллеи и пошел в глубь сквера, к забору.
— Стой! — послышалось сзади. Ускорил шаги — быстрее к забору!
Выскочили из канавы землекопы — в руках у них автоматы.
— Ни с места!
«Значит, и они ждали. Знали, что приду… Откуда? Откуда они могли узнать?.. Неужели Иван?» — промелькнуло в голове.
Что было силы бросился бежать. А за спиной:
— Стой! Стой!..
Бежал, словно и не слыхал предупреждений.
Тррах! — разорвал тишину выстрел.
За ним второй, третий…
Петрович почувствовал, как что-то дернуло, обожгло колено. И в тот же миг он повалился на землю. А до забора только каких-нибудь пять шагов…
«Теперь уже не убежать. Теперь…» И полными смертельной тоски глазами посмотрел вокруг. Нет, помощи ждать не от кого.
С трех сторон к нему подкрадывались осторожные фигуры. Трусливо, перебежками от дерева к дереву. Он вытащил из-за пазухи пистолет: что ж, подходите!
Шесть пуль — гестаповским агентам, седьмая — для себя. Перед тем как выпустить ее, оглядел сквер еще раз, посмотрел в безоблачное небо, вздохнул полной грудью. А фигуры подходили все ближе, ближе…
Приставил горячее дуло к виску и… Выстрела не услышал. Ощутил только, как оторвало его от земли. И понесло, понесло в бескрайнюю голубую прохладу…
А земля кружилась и корчилась в немых судорогах…
