Сегодня встретила Андрея (после всех бурь и штормов мы успели помириться), и мне вдруг показалось, что Андрей тоже не тот, что был. Да, да, в эту весну он страшно переменился. Куда девалось его обычное приподнятое настроение, беззаботный смех? Вообще он чем-то подавлен. Видно, страдает. И всему виной — я. Боже, раньше даже не подозревала, что я такая скверная!..
Так вот, бродили мы однажды в парке над Днепром, говорили о будущем, и я непроизвольно назвала его Олесем. О, как это его ранило! Он, видишь ли, не умеет лукавить. Это — чистая, светлая и очень ранимая натура. Я боюсь, ох как боюсь, чтобы между ним и Олесем не легла тень неприязни. Они ведь так дополняют друг друга! Если их натуры, их характеры и способности соединить, получился бы идеал человека. Но чует мое сердце: пока я буду между ними, им не дружить. Странно, почему установилась такая традиция, что женщине нельзя дружить с двумя мужчинами? А если они оба по-своему хороши, так почему не могут быть ей равноправными товарищами?..
Вот видишь, сколько вопросов. Но на первый раз довольно. Лечись и пиши нам. Ждем твоей весточки».
Письмо второе:
«Папочка, здравствуй!
Сегодня получила твою писульку. Я подсчитала: в ней с «приветами» целых… 34 слова. Не щедро! Но мы искрение благодарны тебе и за это. Главное, что ты чувствуешь себя лучше и санаторий тебе нравится. Так что лечись!
Дома никаких новостей, кроме той, что на осокоре напротив окон твоей комнаты воронье начало вить гнезда. У меня все хорошо. Душевные вихри потихоньку унимаются. Недаром говорят: время — лучший лекарь.
Вчера встретила в университете Олеся. Он был чем-то так взволнован, что не заметил моей персоны. Я остановила его, попросила проводить домой. Пошли по городу. Разговорились. Если б ты только знал, какой это умный и интересный собеседник! В его восприятии все вещи приобретают какие-то особенные, неведомые мне признаки. Потому что смотрит он на мир по-особому. Правда, вызвать его на откровенность — дело нелегкое, но мне удалось это сделать (видишь, какая я у тебя хитруля!). Он даже рассказал кое-что о себе. Боже, что за судьба! Трудностей, выпавших на долю Олеся, хватило бы, наверное, на троих. А рассказал-то он далеко не все. Татусь, я очень хочу, чтобы ты подружился с этим хлопцем. С ним так интересно и легко! Временами я смотрю на него и нахожу, что вы очень схожи между собой. Не только судьбами, но и характерами. Я начинаю иногда ощущать, что мне так не хватает Олеся, но тогда со страхом думаю и о своих отношениях с Андреем. Как все это понять? Хоть бы ты был рядом…
Так что лечись, береги себя: видишь, как ты мне нужен. Целую. Жду».
Письмо третье:
«Дорогой татусь!
Пишу, не дожидаясь ответа. Пишу, потому что не в силах молчать. Только что узнала: с Олесем произошло большое несчастье. Какой-то подлец прислал на факультет анонимку, в которой обвиняет Олеся в тягчайших грехах. Не ведаю, кто и как проверял этот грязный пасквиль, но вчера курсовое бюро высказалось за исключение Олеся из университета и привлечение его к уголовной ответственности. Видел такое?!
Но я не верю, решительно не верю во все эти обвинения. Слышишь: не верю! Я сердцем чувствую, что это — месть, что Олесь кому-то стал поперек дороги и его пытаются очернить. О, какой это испытанный метод для никчемных и подлых людишек! Кто боится правды и не обладает силой, тот всегда, как змея, жалит исподтишка, не показывая лица. И самое страшное, что в такие анонимки кое-кто верит! Ведь это может привести к тому, что один обезумевший маньяк очернит сотни честных людей. Как же этою не понимать!.. Вот и вчера оплеван, опозорен, травмирован хороший и честный товарищ у всех на виду. И никто не вступился. Где же правда? Неужели все дрожат за собственную шкуру? Неужели среди нас перевелись порядочные и мужественные люди? Мне стыдно, мне горько и нестерпимо больно, что Андрей был участником всего этого и не встал на защиту Олеся. Как можно уважать его после такого?..
Сегодня после лекций бегала к Химчукам. Надежда Гавриловна в слезах рассказала, что Олесь ушел неведомо куда еще ночью. Сейчас его разыскивают Андрей с Гаврилом Якимовичем. А я не знаю, что думать, что делать. Хочется кричать, плакать. И такое желание не только у меня. Слышала, что сокурсник Олеся Анатолий Мурзацкий, как только узнал о решении курсового бюро, плюнул при всем народе в лицо Кушниренко, собрал свои пожитки и переселился в другую комнату, чтобы не слышать я не видеть его. Но что от этого изменится? Я хотела бы услышать твой совет (ты ведь немало изведал бед на своем веку!).