— Оно-то так, но ведь могут…
— Пусть только попробуют! Не в балерины же набиваюсь.
Около военкомата творилось что-то невообразимое. Тысячи людей толпились на улице возле приземистого домика — ни пройти, ни проехать. Вместе с мобилизованными здесь в большинстве находились и их семьи. Дети, женщины с заплаканными глазами сидели прямо на тротуарах. Теснота, давка, шум. Студенты поняли: в военкомат им такой ватагой не попасть. Решили отправить делегацию из самых бойких хлопцев.
— Возглавлю делегацию я, — властно объявил Мурзацкий. — Тут смекалка нужна и надежные локти.
— А ты кто такой? Откуда взялся? — закричали на него.
— Биографию расскажу потом. А сейчас — за мной! — и смело ринулся в толпу.
Он действительно оказался ловким проводником. Где вежливо просил уважаемых граждан и гражданок посторониться, где легонько расталкивал тех, кто стоял на пути, пока не добрался до дверей военкомата.
— У кого бронь, на фронт не берем, — был ответ старшего лейтенанта, к которому обратились студенческие посланцы.
— Да поймите же, мы по доброй воле…
— Без соответствующих указаний ничем помочь не могу.
Не помог хлопцам и старший по званию работник: нет такого указания — и баста! Только седовласый военком, к которому они в конце концов пробились, внимательно выслушал их, расспросил о настроениях университетской молодежи. Инициатива студентов не была для него неожиданностью. Сколько подобных делегаций побывало здесь за этот день! С заводов, фабрик, учреждений. Он долго звонил куда-то, кому-то докладывал, кого-то информировал, с кем-то согласовывал, пока не сообщил: по решению партийных и советских органов на базе университета создается из добровольцев боевой коммунистический батальон.
Вечерело, когда Андрей с товарищами — теперь уже однополчанами — отправился на Соломенку собрать и сдать в камеру хранения свои вещи. В комнате он никого не застал, но по обрывкам шпагата и разбросанным на полу газетным клочкам понял: тут кто-то уже упаковывал пожитки. Кушниренко держал свое имущество на частной квартире, куда перешел, поступив на работу в горком комсомола. Значит, хозяйничал Мукоед. «Наверное, тоже решил идти на фронт, — обрадовался Андрей. — Ведь даже Анатолий идет, а кто бы мог подумать…»
И вот наступил первый вечер войны. Город затаился, замер. Ни единого огонька. Улицы обезлюдели, закрылись магазины, кинотеатры. Время для Андрея тянулось томительно и медленно. А тут еще и хлопцы как в воду канули.
Мукоед вернулся лишь около полуночи. Ступил через порог, молча плюхнулся на кровать.
— Где тебя носило до этих пор? — спросил Андрей укоризненно.
— У знакомых был. Вещи отвозил.
— Что, тоже с нами?
Федор заворочался на кровати и немного погодя ответил:
— Да и не знаю… Подумать надо.
— А что же тут думать? Наши почти все подали заявления. Даже Мурзацкий на фронт собрался.
— А ты?
— Я тоже.
— Ну, а я в герои не прусь…
Андрея неприятно поразили эти слова, но спорить не стал. Знал: сегодня у каждого на душе кошки скребут. Разве ж не сорвется с губ резкое слово?
— Что же собираешься делать? — все же спросил Мукоеда.
— То, что и делал.
— А мать кто твою защищать будет?
— Значит, снова мне свою спину подставлять? — Федор вскочил с кровати. — А хваленая армия на что?
— Так вот ты какой, Федор! Пусть армия защищает… — чуть не задохнулся от гнева Андрей. — Ну и гнида же ты!
II
…Добровольцы строились на центральной аллее Ботанического сада за университетом. В тени широколистых кленов и роскошных осокорей вытянулись две длиннющие шеренги.
— Отряд, смирно! — прозвучала команда и откликнулась эхом в чаще на дне яра.
Шеренги вздрогнули, вытянулись в струнку и застыли в напряжении. Началась перекличка.
Поодаль, возле корпусов женской клиники, проводилась перекличка другого такого же отряда. Странно выглядели эти люди в суровых военных шеренгах. Были тут и пожилые преподаватели с уже посеребренными висками, и совсем еще юные ребята. Худощавые и полные, высокие и низкие, рыжие, черные, светловолосые. Все они имели отсрочки от военной службы, имели право остаться в аудиториях и лабораториях, но это право не уживалось с их совестью. И они добровольно уходили на защиту Отечества.
У стен университета стояли женщины и девушки, они со скорбью смотрели на своих сыновей, братьев, любимых, которым предстояло пройти трудными и опасными дорогами войны. Но сколько ни высматривал Андрей среди них Светлану, найти не мог. Неужели так и не посчастливится увидеться с нею? Неужели она не придет провожать, если не его, то хотя бы других?..