— Как же это случилось?
— То долгая история, — обронил Юхим нехотя.
— А вы все же расскажите.
Старик вынул кисет, стал задумчиво набивать табаком трубку. Какое-то время ехали молча. Казалось, даже кони ступали неслышно, точно остерегались вспугнуть мысли Ковтуна.
— Так, говоришь, рассказать?
Олесь кивнул головой.
— Ну, смотри, это не досужая сказка, потому мой рассказ может скучным показаться. Но раз просил, слушай внимательно. Жил себе хороший, работящий хлопец. Был он у родителей самым меньшим, самым любимым. Не то чтобы красавец был, а такой, как все люди. И умом его доля не обделила, и уменьем работать. А вот счастьем в любви, наверное, забыла одарить. Ему уже и за двадцать перевалило, а он к девчатам — как поросенок к музыке. Родители стали ему намекать: мол, и о свадьбе пора бы подумать. «Успею», — говорит. Все чего-то ждал, выглядывал. И дождался на свою голову. Приглянулась ему одна вдовушка. И распрощался с парубоцким счастьем, можно сказать, голову потерял. А она к нему — как день к ночи — равнодушна. А он втайне страдает и все ждет, все на что-то надеется. Не месяцы — годы ждал. Да так и не дождался. То ли душа у нее окаменела, то ли не хотела, чтобы у ее ребенка был неродной отец… С тоски запил хлопец. Так запил, что даже друзья начали его сторониться. Однако через какое-то время одумался. Пить, слава богу, бросил, а вот душой изменился так, что родная мать его узнавать перестала. Молчаливым, хмурым, нелюдимым стал… Умерла мать, отец снова стал уговаривать его жениться. И он внял совету. Но видел бы ты, что это была за свадьба! Казалось, не себе, а другому жену берет. Свадьба состоялась, а новая семья так и не сложилась. Живут они и поныне в одном доме, но разве это жизнь… Он ее не обижает, а душу свою держит под замком. Вот что делает с человеком несчастная любовь…
Старик вдруг зашелся таким кашлем, что даже кони испугались и остановились. А когда наконец затих и поднял голову, Олесь заметил на его щеках слезы. Но даже не подумал, что не кашель заставил заплакать деда Юхима. И только когда тот добавил: «И приключилась эта история с моим Миколой», Олесь понял, почему так долго Ковтун кашлял.
— И кто же та неприступная?
Ковтун поморщился, вытер лицо рукавом и коротко:
— Об этом лучше не спрашивай.
— Тайна?
— Какая уж там тайна?! Наверное, ты один ничего не знаешь…
— Так скажите, раз все знают.
— Может, и не надо было бы, но… Надежда, мама твоя, эта вдова!
У Олеся перехватило дыхание. Он вдруг вспомнил: давным-давно, еще до его побега из дому, мама однажды спросила: «Ты хотел бы, Олесик, чтобы у тебя появился папа?» А он ответил: «Не надо мне папы, а то еще бить будет». Разве ж мог он знать, что этими словами выносит жесточайший приговор двум хорошим людям? Кто ведает, как сложились бы отношения между мамой и Миколой, если бы он, Олесь, не связался с беспризорниками и не убежал из-под родного крова…
Долго сидел Олесь у стола, глядя в печальные мамины глаза на фотокарточке. Потом встал и принялся наводить в доме порядок. Собрал щепки, вымел стеклянные осколки, приготовил обед. А когда повечерело, вышел на улицу и направился к центру города, чтобы развеять тоску. А главное — надеялся увидеть Светлану. Нет, идти к ней он не собирался, а вот если бы случайно встретить…
Еще издали увидел на Красноармейской огромную толпу, двигавшуюся к Крещатику. Впереди медленно ехал грузовик с открытыми бортами, к которому был прицеплен за хвост искореженный самолет с черной свастикой. Вид у него был довольно жалкий — свернувшиеся, как кукурузные листья в знойный день, пропеллеры, расплющенная кабина пилота, обшарпанные крылья, а дырам и вмятинам не было счета. Олесь присоединился к этой необычной процессии. Из разговоров узнал: зенитчики, сбившие утром фашистского стервятника, решили показать киевлянам свою «работу». Это был один из трех бандитов, которые первыми нашли могилу на крутых берегах Днепра.
Из подъездов, переулков и поперечных улиц, как ручьи к большой реке, стекались люди на Красноармейскую. На Крещатике, возле здания обкома партии, толпа остановилась. В кузове грузовика появился высокий мужчина в рабочем комбинезоне. Он снял с головы замасленный картуз, поднял большую темную руку:
— Люди добрые! Товарищи! — Нетрудно было догадаться, что к речам этот человек не привык и только нечто особо важное заставило его вскарабкаться на своеобразную трибуну. — Так вот я и хочу вам сказать: мерзкие и тому подобные слухи ходят по городу. Нашептывают, что не свернем мы рога Гитлеру. Брехня все это! Вот поглядите на эту кучу металлолома: разве он, фашист проклятый, такой уже непобедимый? Не испугались же наши зенитчики, свернули ему шею! И если уже трех сумели сбить, так пусть молотят и других, чтобы не совались. У нас есть что защищать, есть кому защищать и есть чем защищать!