Приладив лыжи, Олесь без единого слова пустился в путь. Хлопцам не оставалось ничего иного, как притоптать снегом кострище и двинуться по следу Химчука. Шли с опущенными головами, без обычных в таких случаях шуток и словесной пикировки. Когда стало темнеть, выбрались на опушку леса. Но не обрадовались ей: сразу за подлеском начинались крутые обрывы, за ними простиралась холмистая заснеженная равнина, а еще дальше, на горизонте, мерцали огни киевских окраин.
— Вот так влипли в историю! — недовольно буркнул Иван. — Придется с километр топать по кустарникам, пока обогнем эти обрывы.
— А как же Олесь напрямки? — показал Андрей на видневшуюся одинокую фигуру впереди. — Он что, рехнулся! Шею ведь свернет!
— Ну и что? — буркнул Мукоед. — Пусть сворачивает.
Все-таки бросились догонять Химчука. Но не успели. Через минуту-другую Олесь словно сквозь землю провалился. Андрей с Иваном изо всех сил поспешили к обрыву. Домчались и замерли от ужаса: наискосок по крутому склону резко петляла то вправо, то влево согнувшаяся фигура, выписывая немыслимые зигзаги, пытаясь обойти припорошенные снегом пни и рытвины. А их же всюду — не сосчитать. На такой скорости достаточно наскочить лишь на одну, чтобы… Правда, Олесь был уже почти на дне яруги[1]. Но именно там его и подкарауливала опасность. Видимо зацепившись за что-то, он нырнул вниз головой и исчез в сивом клубище взвихренного снега.
— Неужели разбился? — вырвался стон из груди Андрея.
Но через какое-то мгновение Олесь зашевелился, стал подниматься на ноги.
— Эгей, лыжи целы?
— Занимать ни у кого не буду! — донеслось снизу.
Поправив крепления, Олесь стал взбираться на противоположный склон. Падал, поднимался и снова падал, пока не вскарабкался на перевал.
— Ну и упрямый! — восхищенно покачал головой Иван.
— А, просто дурак набитый.
— Знаешь, Федор, только не тебе об этом судить! — сплюнул презрительно Андрей. — Тебе и не снилось через такую пропасть перемахнуть.
— А на кой ляд мне такое геройство? Не все ли равно, по какой дороге добираться домой?
— Не совсем…
Закурили Ивановы «гвоздики», перекинулись двумя-тремя репликами, но разговор не вязался. Какая-то незримая перегородка разъединяла их, и никто не знал, как ее преодолеть. Снова тронулись в путь с единственным желанием побыстрее закончить эту неудавшуюся новогоднюю вылазку.
Вскоре они обнаружили множество лыжных следов. Здесь не то проходили соревнования, не то была просто коллективная прогулка. Андрея почему-то заинтересовали эти причудливые плетения параллельных линий на снегу. Он остановился и начал вглядываться в следы лыжников. Одни из них, не вырываясь на вершины и не спускаясь глубоко в ложбины, осторожно извивались по пологим склонам холмов, другие пробегали через самые крутые бугры и глубокие лощины, то натягиваясь струнами, то вдруг круто ломаясь. Нелегко, видимо, прокладывалась такая лыжня, потому что на ней было нанизано множество вмятин от падений лыжников.
«Диво дивное! Да это же зеркало человеческих характеров! — сделал для себя открытие Андрей. — В самом деле, один спокойный, рассудительный, как и те ровненькие параллельки, что тянутся вдоль пологих склонов. Тот, кто оставил их, несомненно, не знает синяков от падений, хотя и радость взятой высоты ему явно неведома. Другая лыжня упругая, но ломаная. Бежит она, не огибая ни взгорков, ни ложбин. Наверное, в жизни ее творца тоже были взлеты и падения… Интересно, какие следы мы оставим после себя?..»
— Хлопцы, а что, если нам провести сейчас состязания? — обратился Андрей к спутникам. — Кто придет домой первым, получает приз. По желанию! Но одно условие: до города добираемся врозь. Ты как, Иван?
— Я не против, — обрадовался тот, что выпадает наконец возможность избавиться от изрядно уже надоевшей компании.
— Да на кой ляд мне твои призы? — заскулил Мукоед. — Живьем в могилу уложите меня своими выбрыками!
— О, нет, таких, как ты, Федь, так просто в гроб не затолкаешь! Но в Киев тебе придется все же топать своей дорогой.
Внезапно зашевелился, грозно зашумел лес, резко потемнело. Лишь теперь лыжники заметили, что с запада, охватив полнеба, надвигается тяжелая темная туча.