И вот теперь, 29 июня 1811 года, Майский Жук парил над местностью, где эти гадальщики наиболее вероятно могли появиться.
Погода, с одной стороны превосходная: солнце Пекло землю и тёплый воздух, поднимаясь, отлично держал летуна. И восходящие потоки подхватывали практически везде. Так, что ловить их было одно удовольствие. Но с другой стороны, неподвижный в целом воздух не приносил прохлады и. Под куполом летуна Майский Жук истекал потом.
Он с тоской поглядывал на флягу. Но по собственному опыту прекрасно знал: вода в таких ситуациях только ужесточит жажду.
Усилием воли прогоняя вожделение, решил последний раз облететь лесок вблизи стойбища небольшого индейского племени, родственного команчам. Рыбаки, охотники, всего пятеро воинов это племя смогло дать армии шауни. Но, тем не менее, Текумсе считал, что отвечает и за этих своих подданных, и племя находилось под защитой.
Едва вылетел из-за холма сердце ухнуло, кровь застучала в висках, зубы сжались - над стоянкой висел рёв и стон - белые подонки резвились на беззащитном индейском поселении.
Будь Воля Майского Жука, он бы кинулся на бандитов не раздумывая, даже с одной сапёрной лопаткой. Но так бы поступил прежний Майский Жук ещё год назад - молодой, неопытный, горячий.
А сейчас Ярость переплавилась в холодный расчёт, кровавая пелена спала с глаз. Майский Жук принялся выполнять свою невыносимую работу. Воин шауни исчез, его место занял живой придаток к светописцу.
Зашёл от солнца, как учили - так его труднее заметить - и нацелил светописец, выбирая наиболее убойные ракурсы.
Он пролетал не выше десяти метров над полем избиения, чтобы получить как можно более отчётливые снимки, и с неутомимостью механического аппарата щёлкал, щёлкал светописцем. Старался заснять как можно больше белого отребья, врагов, за их кровавыми бесчинствами. И на третьем круге, когда осталось всего две пластинки, его заметили.
О том, что у индейцев есть летающие разведчики, бледнолицые уже знали, Они быстро оповещали своих подельников, и была назначена огромная награда за голову такового. Поэтому разграбление деревни, в которой закончилось избиение жителей, мгновенно прекратилось, бандиты суетливо повыхватывали ружья. Грянул нестройный залп.
Но, из-за внезапности появления летуна, а также из-за желания единолично завладеть лакомой добычей, за которую назначена столь привлекательная награда, что на всю жизнь можно озолотиться - ничем иным объяснить то, что почти тридцать не самых худших стрелков в крупную мишень с десятка метров промазали. Второго шанса Майский Жук им не дал.
В самой гуще жужжащих пуль он хладнокровно дважды проворно нажал на кнопку спуска затвора, светописец сыто дважды щёлкнул, запечатлевая окровавленных белых отребья с оскаленными мордами и поднятыми ружьями, и подал рулевую трапецию от себя, резко уходя вправо-вверх, за солнце.
Теперь он нёсся в отряд. Но, путая след, пошёл в сторону, обратную стоянке.
Бандиты побросали скудную поживу и, нахлёстывая лошадей, наперегонки кинулись в погоню. Тем более, что кто-то будто-бы видел на морде краснокожей обезьяны кровь.
Кровь действительно была. Обуздывая бессильную ярость, Майский Жук искусал губы и по подбородку скатывались рубиновые капли, которые он принимал за пот.
Скрывшись за холмом, Майский Жук заложил крутой вираж, обходя высоту с обратного ската. А там, прячась за деревьями, уже не соблюдая особой маскировки, прямиком понёсся на стоянку своего отряда.
Сведения, которые у него сейчас были заключены в светописце, обладали взрывной, сверхвысокой важностью.
Он прекрасно помнил, как Командор спокойно объяснял командирам, разведчиком и оператором летунов, пилотом дельтапланов вот таких отрядов, и Текумсе присутствовал, что Главное оружие индейцев сейчас не Луки. Даже такие, как блочные, - потряс Командор один из таковых. Действительно очень хорошие, дальнобойные да меткие. И не ружья. И даже не пушки. Ими можно бить врага, ими можно убивать Много врагов, но Победу добыть ими сложно.