Конечно, отмазка так себе, гнилая. Но чего ради стану выдумывать лучше, когда завтра-послезавтра буду дома!?
Полчаса спустя, с началом второго перерыва, над поселением мощно разнеслось из пневмоусилителя звукописца: "Я ходил по белу свету, знался с умными людьми...". И уже после второго куплета собравшиеся вначале вразнобой, но всё дружнее и дружнее подхватили: "Уж я к ней и так, и эдак, со словами и без слов, обломал немало веток, наломал немало дров".
А мне вдруг подумалось: "Интересно, а вспомнит ли кто-нибудь эту песню двести двадцать лет спустя, в мои времена?".
Глава 3: Похмелье
в которой Савелия от костности Резанова выручает туман
Наутро похмелье. Башка трещит, язык распух. Совладелец тела насупился, притих. В хате полутемно.
Но тут вспоминаю, что уже вечером могу попасть домой и мысли переключаются на продуктивное: нужно перво-наперво перебить жажду. Квасу что ли попросить. Так и похмелье отступит. Потом умыться. По-пояс. Холодной водой. Чтоб взбодриться. Помаленьку вернулась деловитость.
Превозмогая боль в висках, затылке и темени осторожно вытягиваю руку из-под Кончиты, которая сладко посапывает у меня на плече, и, стараясь сохранять равновесие, сажусь на постели, нащупал и кое-как натянул гершалки. Вытянул за цепочку луковицу часов, ну не сподобились пока наши часовщики сладить наручные, великоваты выходят. Стрелки показывают день, а в хате полутьма.
Встаю пошатываясь и поплёлся на гул голосов, в надежде найти выход. Ну хоть доски пола босым ступням приятны.
На веранде домохозяйка на керогазе, разожженном бойцом КОИ, жарит яичницу с беконом, восхищается удобной плиткой. От еды пока отказываюсь, от запахов становится дурно. Сую ноги в башмаки, приказываю ребятам взять воду, корец, захватываю полотенце, распахиваю дверь на улицу, застываю в изумлении.
За порогом молочная стена Машинально протягиваю ладонь пощупать, рука по локоть исчезает в тумане. Вот это да!
Слышу торопливые шаги, окрик часового, в дверной проём протискиваются Кусков, Губайдулла и два подростка.
Глава поселения моментально понял моё состояние, шепнул светловолосому парнишке на ухо, тот кивнул и сквозанул так резко, что туман заклубился следом.
Второй, такой же белобрысый, обиженно надувается, Кусков успокаивающе треплет мальчишку по взлохмаченным волосам.
Опускаюсь на лавку от слабости в ногах, да и покачивало, чего уж тут лукавить, я прокряхтел: - Не заплутает в тумане-то?
- Да ну, они тут привычные.
С бодуна на эту тему я больше рассуждать не стал. А зря.
Не прошло и пяти минут, как посланец, сын Кускова принёс крынку. Недоверчиво разглядываю слегка мутное пойло, глава колонии ободряюще кивает: - Не боись, Петрович, это лучшее снадобье от похмелюги, капустный рассол.
Подношу крынку к губам, в нос приятно шибает словно от газировки, прикладываюсь, чуть терпкое и слегка пузырящаяся питьё гасит зной в глотке, смазывает язык, убаюкивает желудок, даже в голове как будто проясняется. Морщась и по-стариковски покряхтывая, в три подхода опустошаю посудину. Кусков удовлетворенно цокает языком, охранники довольно лыбятся.
Иван Александрович, завидя ведро с корцом у охранника, говорит, что во дворе под навесом устроен умывальник. Иду, ориентируясь в кисельно густом тумане по звуку шагов впереди. Парень наполняет висящий над тазиком кувшин, умываюсь, блаженно отфыркиваясь, механически прикидываю, что вместо кувшина нужно изготовить рукомойник с клапаном внизу, будет ещё одна полезная новинка, пожалуй, их и тут из глины удастся производить.
После умывания Я почувствовал себя практически как новенький. Видимо, рассол дал хорошую осадку алкоголю. Поэтому, когда зашёл на веранду, накидываю гимнастерку и принимаю приглашение позавтракать.
Яичница с беконом и правда удалась на славу. Мимикой показываю хозяйке насколько вкусно, женщина расцвела.
После третьего смачного куска Я наконец с набитым ртом обернулся к Губайдулле: - Ну что, всё готово?
Парень опустил голову, убито огорошил: - Тут такое дело, Ваше СоВеличество...