Кидаться с голыми руками под топор - Савелий был не дурак, и не собирался. Поэтому притормозил чуть поодаль, лихорадочно соображая: как и чем остановить мерзавца?
В этот момент Уайт размахнулся посильнее, ударил по дереву так, что лезвие вошло на треть.
Дуб застонал, по стволу пробежала дрожь, крона затряслась.
Казалось бы, это невозможно для такого огромного дерева от пустякового удара, но дуб был будто живым. С кроны посыпались сухие ветки. Одна, с руку толщиной, метровая примерно, упала в трёх шагах от Савелия.
Вот оно, оружие! Пусть и не самое подходящее в данной ситуации, однако другого-то нету!
Савелий подхватил сук и бросился на душегуба.
Однако и Уайт был не лыком шит, многочисленные рукопашные схватки научили его многому, и он не считал сокесаря слабым противником. Поэтому близко подпускать не стал, а, когда русский приблизился футов на семь, развернулся и, поигрывая топором, провоцируя презрительно скривился: - Ну, давай-давай.
Савелий сделал выпад палкой, метя в туловище. Уайт играючи отбил. Продолжая движение по широкой дуге, крутанул топором, едва не разрубил сокесарю голень, но штанину разодрал.
Савелий оступился, но отдёрнул ногу, успев перенести вес на вторую, качнулся вперёд, хрястнул по плечу Вилли-молотка. Левая рука у того обвисла.
Ещё одного похожего удара по другой руке хватило бы, чтобы полностью обезоружить противника.
Да только палка предательски треснула и развалилась так, что лишь короткий обломок остался в кулаке. Тоже кое-что, но всё-таки это резко ограничило возможности Савелия.
А Уайт, оскалив зубы, прохрипел: - Ну что, не везёт тебе сегодня, твоё совеличество сокесарь мистер Резанов!? - и, вращая топором, словно пропеллером, буром полез на Савелия.
Тому ничего не оставалось делать, как, уклоняясь и пританцовывая, хорониться за стволом и двигаться вокруг дерева - хоть какая-то, но защита!
Уайт, отогнав немного русского варвара, выиграл время, чтобы левая рука отошла. Вновь крепко ухватился обеими ладонями за топорище, замахнувшись, со всей силы рубанул по лесному исполину.
Лезвие вошло наполовину, Дуб застонал как человек. И расчёт Уайта был верен: Савелий очертя голову бросился на защиту дерева.
Этого-то и требовалось Уайту. Он резко выдернул топор и едва не раскроил русскому череп.
Савелий успел присесть. Но лезвие чиркнула чуть выше виска, содрав кожу. Кровь потекла, заливая правый глаз. Он попытался вытереть её рукавом, но только сильнее размазал.
Изображение в правом глазу помутнело. Это ещё сильнее ухудшило его положение, теперь расстояние оценивал плохо.
И Уайт немедленно воспользовался и этим своим преимуществом. Всё-таки бойцом он был опытным. В глубоком выпаде ткнул ненавистного русского торцом топора, словно штыком.
Кончик лезвия скользнул по рёбрам, раздирая материю и мышцы на правой стороне груди Савелия. Стало больно управляться одноименной рукой. Теперь он отступал. Но, нет, не сдался.
Зорко следя за врагом, Савелий продолжал двигаться лёгким порхающим шагом. Как в его мире высказался Кассиус Кле, й он же Мохаммед Али: "Порхать как бабочка, жалить как пчела". Чем сбивал прицел Уайта, не давая тому ударить со всей силы. И выжидал подходящего момента - он-то знал, что такой момент обязательно наступит, противник непременно совершит оплошность, ну, или хотя бы выдохнется, вон как чрезмерно топором размахивает.
Наконец Вилли-молоток действительно начал уставать и, соответственно, нервничать.
- Ну, что ты, - зарычал он, - бейся как солдат!
- Ну, будь у меня оружие как у тебя... А так, извини, приходится, - Савелий говорил спокойно. Он-то дыхание не сбил, ежедневные тренировки закалили, вполне мог разговаривать нормально.
Уайт надеялся разъярить сокесаря, чтобы тот утратил бдительность. И, когда Резанов оказался достаточно далеко, неожиданно, вложив все оставшиеся силы, вновь вонзил топор в дуб.
Но Савелий не дремал и всё-таки в глубоком выпаде подставил руку под древко, стараясь смягчить ущерб.