Намокшие листья не шуршали, только влажная трава, раздвигаемая голенищами сапог, шелестела. Сердце зачастило от предожидания, в ушах зашумела прилившая кровь, но вокруг ничего не менялось.
Савелий с замиранием сердца приблизился к дубу и, протянув руку, на пару мгновений задержал ладонь над поверхностью, а потом, решившись, плотно прижал к коре. Как он и опасался, но предчувствовал, всё осталось прежним, ни молнии, ни грома, ни даже захудалой тучки, только бледное предвечернее небо. И тишина.
Постоял в раздумье, внутри закипала злость: Почему с ним так поступили? Зачем его подставили? Кто над ним так зло посмеялся? Вопросы осами роились в голове и жалили, жалили...
Что было сил пнул дерево: "Ууу, деревяшка!
По темечку тюкнуло.
Савелий вздрогнул.
Опомнившись, вжал голову в плечи, ожидая каких угодно напастей. Но из волос скатился и свалился в траву только желто-зелёный обычный жёлудь.
Савелий выдохнул, но поостерёгся дальше колотить дуб, нагнулся, и поворошил траву, выудил плод, покрутил в пальцах так и эдак, задумчиво рассматривая.
Опустился, сел у корней, здесь оказалось сухо, привалился спиной к дереву.
И почувствовал, как от коры веет теплом, материнским, добрым теплом. Ему стало стыдно своей вспышки ярости. В самом деле, дерево-то тут при чём, в его заморочках оно не виновато.
Пригревшись, он малость придремал, а очнувшись получасом спустя, надумал повторить попытку завтра, раз портал "разрядился". К тому же он устал, людям и коням тоже требуется отдых.
Решено. Кряхтя, поднялся и, время от времени оглядываясь, поплёлся вон с поляны.
Трава толкала в подошвы, кусты и деревья мрачно взирали, конь, как почудилось, издевательски заржал.
- Ууу, и ты на до мной насмехаешься! - в сердцах замахнулся Савелий.
Буланый отпрянул, испуганно фыркнул, дико поводя глазами, уздечка натянулась, куст осуждающе затрещал.
Остывая, Савелий устыдился глупого порыва, глядя в сторону отвязал безвинное животное, взгромоздился верхом.
Дорогой ветерок малость развеял тяжкие думы, и Савелий наконец осознал то, что смутно беспокоило после неудачного, провального перехода. Чувствовал он необычную лёгкость в правой стороне тела. Там, где всегда ощущал Резанова. А сейчас будто гроздь шариков с гелием к плечу подвязали и Савелия прямо физически перекашивало на левый бок. Вокруг всё вдруг показалось чуждым, а люди малознакомыми, мотивы их непонятными.
- Ваше СоВеличество, - обратился к нему старшина поселения Верховье, - Ну как, а?
Савелий не знал, как ответить. Мало он вникал в иерархию взаимоотношений Резанова, которого до сего дня и воспринимал-то как обузу, а без его поддержки оказалось сложно ориентироваться в повседневности. Хозяин тела держал в голове кто на какой общественной ступени находится. Поэтому лишь неопределённо пожал плечом.
Вечером, маясь от бездействия, подошел к костру индейцев.
Шаман поинтересовался, благосклонно ли принял бледнолицего брата командора дуб. Савелий хотя и удивился проницательности индейца, вида не подал, вздохнув, признался, что не очень. Священнослужитель краснокожих согласно кивнул и на вопросительный взгляд пояснил, что Они-то с племенем тоже пришли к священному дереву и ждали знака. Знак Богов он расценил верно.
Савелий хотел было полюбопытствовать, а почему бледнолицего брата командора не предупредили, и тут же прикусил язык: А ведь его предупреждали, да он посмеялся. Вот и схлопотал!
Индеец, угадав его мысли, деликатно поведал, что посчитал командора Великим белым шаманом, ведь он вернул луну людям. А Мудрый Лис не самый сильный шаман.
Тут уж Савелий расхохотался, а недоумевающему собеседнику пояснил: - Пусть мой краснокожий брат Мудрый Лис не принимает этот смех на свой счёт. Командор смеётся над своей глупостью. Просто командор хорошо знает, как живёт луна.
Схватил камас, местный овощ, очень похожий на круглую репу и маленькую дикую вишню. И с их помощью показал раскрывшим от изумления, придвинувшимся индейцам, каким образом на небосводе движутся Земля и Луна. И как происходят затмения.