Выбрать главу


Шаман, а вслед за ним и некоторые другие его соплеменники, недоверчиво пощупали давно известную им псевдо-репу. Пляшущие по дровам костра языки пламени отбрасывали на лица всполохи света, которые, вкупе с резкими тенями, превращали обыденные посиделки в таинственный мир. Вечерняя послезакатная тишина и потрескивание сучьев добавили торжественности.


- Знающие люди моего племени, которых зовут учёные, могут даже предугадать, когда это событие произойдёт. Также уверенно, как хороший краснокожий охотник или воин всегда точно знает, куда попадёт стрела, которая ещё не сорвалась с тетивы его лука. А я, увы, предсказать затмения не могу, потому я и слабый шаман, - вздохнул Савелий, и поворошил угли хворостинкой.


Потом, встрепенувшись, с надеждой в глазах обернулся к собеседнику: - А Мудрый Лис знает, как задобрить Священный дуб?


Индеец задумчиво раскурил трубку, пожал плечами: - Духи-советники Мудрого Лиса никогда не говорили ему об этом. Но мои советники, как я уже говорил, не самые сильные. Поэтому моему бледнолицему брату командору стоит расспросить шаманов иных племён.


Савелия такой ответ мало устроил. Применяя навыки оперативника, выработанные на службе, где восклицаниями поощряя Мудрого Лиса, где как бы выражая недоверие, "он развёл" индейца на откровенность словно ребёнка.


И этот дитя природы выложил, что рощица сия священная для краснокожих. И шаманы всех племен считают долгом хоть раз в жизни посетить Священный дуб. "Ну, как христиане всего мира совершают паломничество в Палестину или мусульмане хадж в Мекку", - перевёл на понятный себе язык Савелий. Теперь ему стало ясно, отчего деревья в рощице такие древние, что состариваются и естественным образом сгнивают на корню. Ветра, из-за гор вокруг, туда не проникают, поэтому бурь, способных валить деревья, никогда не случается. А люди из суеверий опасаются даже веточку сломать.


Мудрый Лис кивком обратил внимание на желудь, который Савелий механически крутил в пальцах. И Савелий с юмором рассказал и о плоде Священного Дуба, и о свалившемся на тропу дереве. По морщинам, будто на печеном яблоке, Индейца пробежала судорога и он, словно от прокаженного, отпрянул от Савелия, забормотал: - Худой, шибко, шибко худой знак, мой бледнолицый брат командор!


Савелий сделал каменное лицо и медленно кивнул, но внутри смеялся над суевериями индейцев. Ну в самом деле, какой в падении созревшего желудями до основания сгнившего дерева знак? А стоило, ох стоило тогда подумать серьёзнее о "времени упасть".


Последующие дни Савелий осунулся, ходил сам не свой, ел второпях, без аппетита, иной раз забывал донести ложку до рта, совал обратно в тарелку и нёсся к дубу.


Секвойю кое-как разрубили, благо и внутри она насквозь прогнила, и оттащили с тропы.


Окружающие жалели сокесаря, но, не зная причин его мытарств, не понимали и чем пособить. А он раз за разом испробовав посетившую идею, сулившию исправление портала, возвращался понурый и злой, тут уж ему под руку не попадайся.


Поселенцы между собой перешептывались: "Подменили нашего-то СоКесаря".


В запале бесплодных, и оттого удручающих попыток ещё раз перейти Савелий о совладельце тела напрочь забыл.


Перепробовал всё. "Стучался" в портал с утра пораньше, до восхода, на заре и когда диск солнца лишь наполовину показался землянам, и когда стоит в зените, и когда зарывается в хребет на западе. Даже ночью под звёздами раз прокрадывался. Прискакал и перед началом дождя, излазил и под моросью, жаль грозы не случилось. Ходил вокруг дуба по часовой стрелке и против, стоял, сидел, лежал и даже по-всякому ползал подле. Пробовал прыгать и стоять на голове. Залазил в крону и просто прислонялся. Всё, всё тщетно...


Так обстояло дело и в тот памятный день, 21 августа 1808 года.


Перепробовав всё, что приходило на ум, в том числе, казалось бы, самые сумасбродные задумки, Савелий сидел под дубом, вытянув левую ногу, опираясь локтем на колено согнутой правой, и пожевывал былинку. В голове сухая пустота, словно в вычерпанном до донышка в засуху колодце. В забывчивости он даже по-прежней привычке обратился к хозяину тела: "Вашбродь, чё делать-то?" - понял глупость вопроса, тряхнул головой, горькая усмешка исказила лоб и щёки. Со стороны тропы послышалась дробь копыт.