– Мальчишка! – искренне обиделся Матрай Докука и надолго погрузился в сладкие таинственные воспоминания. Потом встал и отрешенно зашагал по каюте.
Внезапно он круто повернулся и, уперши руки в бока, чертом поглядел на товарищей.
– Нет, я их не пощажу! – сказал он непреклонно. – Буду бить их оружием.
– Кого это, кэп? – поинтересовался Пупель Еня.
– Да уж ясное дело – кого! Бороться будем. Насмерть. Ривалдуюшка прав: хватит золотить! Такое завтра наплету им – уши завянут. Спасительный бред. Бред и еще раз бред. Железная тактика. Всегда вывозила, – он алчно улыбнулся. – Тоже будут разные вопросы задавать. Нам только бы не проморгать, как давеча случилось… Оконфузились, но ведь зато – урок. На завтра. Тут уж – всё. Задавим и до нитки оберем. Покажем этим проходимцам, что такое человек! Ну, а покуда – спать. Уже светать вон начинает…
– На свежую-то голову чушь нести лучше всего, – с важным видом подтвердил Ривалдуй. – Тут ты прав. Только тогда чушь примет достоинства истины. Нет, как я завернул, а?! Не один ты, кэп, у нас мудрец!..
– Печурку бы не худо протопить, – вдруг жалобно заметил Пупель Еня.
– Нечего! – упрямым жестом оборвал его Матрай Докука. – Сегодня и так будет жаркий денек. А пока – перебьемся. К тому же, Пупель, если жарко, ты слишком орешь по ночам. Дай чуток отдохнуть.
– Родина снится, – вздохнул Пупель Еня. – Всегда рядом. Какой уж тут покой!..
Пункт двенадцатый
Из окошечка высунулась деревянная кукушка с отбитым клювом и сипло сказала:
– Восемь раз ку-ку ровно.
А механическая говорилка, заключенная внутри нее, проскрежетала:
– Кто в урочный час встает – первым писает и… будит остальных! Ку-ку, товарищи, ку-ку!
Вслед за этим раздался ужасающий грохот – тяжелая никелированная гиря обрушилась на кастрюлю, на краю которой балансировала крышка.
Неустойчивая крышка тотчас опрокинулась в чугунный тазик метром ниже, а в тазике всякого металлического хлама лежало – видимо-невидимо.
От такого шума Матрай Докука тотчас подскочил на своем тюфячке и принялся ошалело протирать глаза.
– Ку-ку, ку-ку, зараза, – зло передразнил он.
Гамак, подвязанный к тяжелой потолочной балке, нервно задергался, а затем над его краем показалась голова Ривалдуя – взлохмаченная, вся в пыли и паутине.
– Что, никак, прокуковало? – придушенным со сна голосом осведомился Ривалдуй.
– У-м-гу… – все еще пребывая между сном и пробуждением, кивнул капитан. – Но, сдается мне, Ривалдуюшка, ты прав: часы опять бегут.
– А петушок кричал?
– Вот петушка я не расслышал, извини, – смиренно произнес Матрай Докука. – Спал.
Тут за стеною, из чулана, с надрывом и заливисто заголосил петух.
Хоть и сверяли ходики с клепсидрой на Лигере-Столбовом, но, чтоб спокойно жить, для пущей подстраховки непременно брали в каждый дальний рейс живого петушка, резонно полагая: сложная техника, неровен час, соврет – и не заметишь, а природная-то тварь себе такого не позволит никогда. Не то чтоб эталон, но – как бы добрый ангел, голосистый и крылатый…
– Вот теперь и впрямь пора вставать, – лениво потянувшись на пуховом тюфячке, промолвил капитан. – Теперь-то уж – наверняка. Ведь сотню раз напоминал начальству: сверьте ходики, отладьте – нам же точность в космосе нужна! Неимоверная!.. А если – голод, упаси господь? Съедим мы петушка – и что тогда? Всей точности конец?! Нет, ноль внимания… И нате вам: часы, естественно, бегут!
Матрай Докука очень не хотел вставать и, разглагольствуя, как будто продлевал немножко дрему.
– Да, кэп, да, ты безусловно прав, – вздохнул с тоскою Ривалдуй. – Ведь лишняя-то целая минута сна – порой дороже жизни. Уж такая сладкая!..
– Ну, ладно, насладились чуточку – и хватит. К делу! Давай Пупеля буди, – распорядился капитан. – Пораньше начнем – пораньше и закончим. Нас еще город дожидается!
– Ага, – коротко ответил Ривалдуй и тотчас снова завалился спать.
Матрай Докуке это не понравилось.
– Эй! – закричал он, вскакивая с тюфячка. – Ты будешь досыпать, а я – трудись?! Ох, смотри, Ривалдуй, вернемся домой, на Лигер, – такой тебе выговор влеплю!.. – Для вящей убедительности капитан потыкал в гамак кулаком.
Ривалдуй разом оказался на полу.
– Кэп, – сказал он очень серьезно, – ты так больше не шути. Это слишком жестоко. Я ведь в космосе – до последнего строгача. Сам знаешь… У меня от каждого замечания поджилки трясутся. И сердце обрывается. Ты же не хочешь, кэп, вернуться домой со свежим покойничком на борту?
– Э-эх, – укоризненно сказал капитан, – опять ты за свое. Дымоход заставлю чистить!