— Руих! Тихо! — призывала Елена по-немецки и по-русски. — Повторяем «Лорелею».
И класс саркастически заулыбался, завздыхал. Как надоела она нам — эта рейнская русалка Лорелея, завлекающая в прохладные бездны рыбаков-простофиль! Мы мгновенно сплотились единым фронтом против Елены.
А Елена вела наступление, как боевой маневренный танк на пехоту. Команды так и сыпались на наши головы: читай... продолжай... исправь ударение... разбери порядок слов... назови суффиксы, префиксы, склонение, спряжение, окончание. За урок Елена успевала спросить весь класс, а иных — по нескольку раз.
Я чувствовал, как замерли за моей спиной Алена, Кир и Ветер. Они наблюдали впервые подобный натиск, шквал, атаку. Раз уж решили заглянуть в наш класс, пусть знают Елену, эту бабу-ягу в юбке, стремительно летающую между рядами.
Я склонился над партой, отвечая на записки одинакового содержания: «Признайся, что за кадр в майке и штанах ты привел?» Отвечал односложно: «Иностранка. Зовут Алена». И снова вопросы: «Заграничный дворник, что ли, в штанах?» «Сказано: двоюродная сестра. Заткнись!»
Елена в один миг уловила и пресекла мою деятельность, подняла меня с места, велев читать «Лорелею» сначала. Я не мог припомнить ни одной строки, стоял и молчал, как дубина. И тут сзади раздался шепот-подсказка:
«Их вайс нихт, вас золь эс бедойтен...» Строка, произнесенная Аленой, обожгла меня: «Не знаю, что стало со мною, душа моя грусти полна...» Я мгновенно вспомнил весь текст Гейне до конца.
— Молодец, девочка! — громко похвалила Елена Григорьевна. — Ты изучаешь немецкий?
Алена встала.
— Нет, английский. Но знаю немножко немецкий, французский, испанский...
— Садись, — усадила ее мягко Елена и обратилась к классу: — Учитесь, неучи, у дамы! А ты, — она опустила взмахом ладони и меня, — скажи спасибо за подсказку.
— Спасибо, — улыбнулся я Алене. Теперь никто не сомневался, что она иностранка. — «Спасибо», — повторил я про себя, обращаясь уже к учительнице.
Елена никогда не отвергала подсказки, вообще ничего полезного, что могло бы пригодиться нам в будущем. Она мудро, исподволь учила нас уму-разуму, учила разбираться в текучке жизни, учила искусству жить. Учила, как надо воевать и одерживать победы.
— Сегодня репетиция «Ревизора», — прошипел мне в ухо сосед по парте Витька Махмутов. До сих пор он сидел как истукан, не обращая внимания ни на меня, ни на «пришельцев» на задней парте. И вот очнулся. — Роль выучил?
— Успею, — ответил я.
— Не подведи! — изрек классный худрук.
Я играю Хлестакова, Витька — городничего, женские роли дублируют наши одноклассники. Позже, для настоящего представления, мы пригласим актрис из соседней школы.
Витька сквозь щель на парте изучает текст пьесы. После второго прочтения — я знал это — он помнит любой текст наизусть.
Тут-то его и настигла Елена. Выросла рядом с партой, Махмут едва успел задвинуть книгу в ящик.
— Махмутов, отвечай!
Витька встал, огорченно развел руками, произнес фразу с первой страницы старого учебника.
— Анна унд Марта баден...
Все так и покатились... Вот отмочил: вспомнил, как купались в прошлом веке Анна унд Марта!
— Ну, Махмутов, быть тебе циркачом! — весело напророчила Елена. — Пересядь-ка на свободную парту подальше от соблазнов. Пиши в тетради «Лорелею»...
Витька перешел на другое место, замер в классической позе мыслителя, потом зацарапал пером в тетради.
— Может, ему подсказать? — заволновалась Алена.
— Не надо. Он знает наизусть. Успел прочитать, — ответил я.
Елена не ошиблась и на этот раз. После школы Витька окончил цирковое училище, некоторое время выступал на манеже и подался в мимансы театра оперы и балета. Мы точно но представляли, что делает миманс на сцене, знали только, что он не на первом плане. И все же Махмутов — выдающаяся личность: никто из нас не стал мимансом, а он стал.
Я продолжал получать записки. «Сегодня в «Соколе» — «Джордж из Динки-джаза». «В «Заре» — «Истребители», в «Эрмитаже» — джаз-оркестр Утесова... в оперетте — «Летучая мышь»... Рискнем, писатель?»
Я передал записки друзьям на заднюю парту — для расширения кругозора. Там сразу загорелись, стали меня теребить: «Рванем, писатель?» Я покачал головой. Разве можнно все сразу переварить? Для этого придется застрять в прошлом надолго, а это не отвечает правилам игры.
Я вгляделся в одноклассников: Костя, он же Кот, по фамилии Куликов, Жора Левин, Юля Семенов, Юра Редькин, Леня Могила... Мы увлекались всем, что подсовывала нам жизнь. Поглощали фильмы, спектакли, книги, пластинки. Мастерили радиоприемники, сажали на пустыре картошку, играли в хоккей, бренчали на гитаре. Возрождалось довоенное время для тех, кто выжил, вернулся с фронта или просто подрос за годы войны, кто мог наслаждаться тишиной ласкового осеннего вечера, мог в кругу друзей петь, танцевать, шутить, мечтать. Счастливое послевоенное мирное время.