У них была кошка-любимица, которая напоминала им о доме. Когда были на работе, в поселок заполз удав. Кошка погибла, удава убили и освежевали. «Мясо приличное», — скромно сообщили они.
Поездка в Хонгайский угольный бассейн заняла весь день. Вернулись оттуда довольные и запылившиеся. Поэтому прежде всего — к морю. Солнце уже на спаде и не так печет. Но все-таки около 20 градусов есть.
Сел на разостланное полотенце, греюсь, делаю записи в блокноте. Рядом, за деревьями, дорога. Снуют велосипедисты, идут прохожие. У многих на шее замотаны шарфы — зима!
Сзади слышится шуршание песка. Это с дороги свернули два подростка, в гимнастерках и тоже с шарфами на шее. Остановились поблизости и делают вид, что их заинтересовало море. Но чем оно может заинтересовать местного жителя, если пустынно, если даже рыбацких лодок нет? Начинается прилив, но и это не в диковинку. Снова занялся своим делом и жду, что будет дальше. Делают крюк ближе к воде и оказываются впереди меня. Косятся, улыбаются. Потом один, наиболее храбрый, объявляет:
— Сигарет…
Я дал ему папиросу, спички. Он берет папиросу табаком в рот, силится поджечь мундштук. Я спокойно наблюдаю. Он заглядывает в лицо, опять смотрит на папиросу, недоумевает. Потом понял свою ошибку, весело рассмеялся, забыл и о куреве — знакомство состоялось.
В руках у обоих толстые тетрадки с плотными обложками. Шрифт латинский, читать можно, но только читать, а не понимать. Зато чертежи шкафов, каких-то длинных прилавков ясны без подписей.
— Вы из училища? Ремесленники?
Оба радостно улыбаются — ничего не поняли. Показал, как тешут топором, пилят. Закивали удовлетворенно, каждый проделал те же жесты.
На песке лежит моя рубашка. Внимание их привлек значок с изображением дядюшки Хо — нам их прикололи во время встречи с работниками вьетнамского «Интуриста».
— Хо Ши Мин, — говорит тот, что похрабрее.
— Тебя как зовут? — тычу себе в грудь пальцем, называюсь, потом ему. — Имя твое?
— Иммя?
Берет у меня блокнот и старательно пишет: Ви Бинг Бьем.
— Ну, здравствуй, Бьем! — Узкая ладошка его крепкая, с шершавой кожей мастерового.
Товарищ его тоже пишет свое имя — Фам Нгай. Такая же шершавая ладонь у него.
Познакомились, но чувствую, что-то они не уяснили для себя. Бьем вдруг начинает ощупывать мое плечо. О чем-то оживленно переговариваются.
Ага! Тебе кажется странным, что я сижу раздетым и не зябну. Но, дружок, на улице теплынь, солнышко.
— У вас зима! — кричу им, как будто от крика они поймут лучше. — А у нас летом не всегда такие дни бывают!
Они напряженно вслушиваются и не понимают. Размахиваю руками, стараюсь объяснить — ничего не выходит.
— Ладно, — отчаявшись, говорю им, — я сейчас еще и купаться пойду.
Из всех сказанных слов Бьема почему-то заинтересовало слово «купаться». Видимо, с сильным ударением произносил я его.
Он старательно записывает понравившееся слово в своей тетради, пишет через «д». Я поправляю ошибку и вхожу в воду. Оглядываюсь, глаза у него округлившиеся.
— Купадся, — с трудом говорит он.
Наверно, решил: если какой-то чудак лезет зимой в воду, этому есть объяснение — слово «купаться».
Так вот и происходит взаимное обогащение языков.
Из земли бьет родничок. Промытый песок на дне его пузырится, живет. Вода такая свежая, чистая. Сейчас прильну — и застонут зубы от холода. Сразу вспомнились родные места, лесные тропинки…
— Э! — трогает меня за плечо Хинь. — Дома! Есть вода дома!
Он прав, этот все подмечающий молодой Хинь. Нам разрешено пить только кипяченую воду. Тропический климат! У хозяев есть какой-то рыбный соус с резким запахом, им они спасаются, потому что соус этот способен убивать бактерии. У нас нет привычки к климату, не употребляем мы и соус, но так хочется испить родниковой водицы. К тому же полдень, солнце печет до невозможности, а мы еще не захватили с собой шляп, конусообразных, соломенных шляп, которыми благоразумно запаслись в Ханое. Нам сказали, что прогулка займет несколько минут. Утешаюсь тем, что продираюсь от дороги на несколько шагов сквозь колючий, цепляющийся кустарник и срываю лист бананового дерева. Он глянцевитый, прохладный, и им можно повязаться, как головным платком.
Идем по крутой каменистой тропке. Сзади, у подножия горы, весь в зелени, виден уютный домик научно-исследовательской станции лекарственных растений. Лечебные травы здесь выращивают на горных террасах, собирают также дикие. Правее — развалины зданий, когда-то строенных надолго, добротно и красиво. Сохранились перила каменных лестниц, мосты через овражки и ручьи, кое-где через завалы даже можно пробраться в дом и там гадать, кто был его хозяином, что делал, о чем думал. Возле развалин растут мясистые, неправдоподобно огромные кактусы…