Ведь это признание — прямая и короткая дорога в его постель прямо сегодня, здесь и сейчас. Я чувствую это каждой своей клеточкой.
Стоим и молчим оба. Я смотрю в пол, а мой босс — на меня.
— Почему твой отец так сильно пьёт? — нарушает наконец тишину Царевичев.
До чего же он проницателен… Сразу заметил, как я напряжена и мгновенно сменил тему на более безопасную.
— Папа… — я на секунду задумываюсь. — Папа просто несчастный человек. Он неплохой… но слабый. Безответственный. И в некотором смысле, пожалуй, даже талантливый, только рисует всякую гадость. Хоррор, как сейчас принято это называть… Ну и его картины никто не покупает, вот он и расстраивается постоянно. Сначала рисует, потом получает отказы и пьет. А потом по новой.
За окном большой гостиной внезапно раздается сердитый женский крик.
— Да чтоб вас! — орет Ангелина и добавляет к своей фразе пару крепких словечек, однозначно не для детских ушей.
Мы с Царевичевым переглядываемся и, не сговариваясь, одновременно срываемся с места.
Во дворе перед особняком застаем довольно комичное зрелище. Красавица-блондинка стоит на садовой дорожке в своем серебристо-белом платье, гневно взирая на хихикающих детей. А по ее подолу некрасивыми кляксами пестрят следы от пулек с краской.
Похоже, на беду Ангелине, Костя решил именно сегодня опробовать новый набор для детского пейнтбола.
— Как теперь эту гадость с платья вывести?! — истерит она.
— Можно отдать в химчистку, — советую я издали.
— Да пошла ты! Нашлась тут самая умная.
— Ангелина, угомонись, — резко осаждает ее босс, подходя к Косте с Настей, чтобы забрать у них игрушечные пистолеты. — Уверен, в твоём гардеробе полно других платьев.
Она впивается в него сузившимися глазами, готовая вот-вот зашипеть, как рассерженная кошка, — но всё же умудряется задавить свою истерику на корню в считанные мгновения. Ну да, разве ж можно столько усилий по налаживанию отношений загубить мимолётным всплеском эмоций.
— Ладно, — неохотно бросает Ангелина. — Ты прав, милый. Мне нужно срочно переодеться и ехать на первый показ.
— Уже устроилась на работу?
— Тимур был рад, что я решила сотрудничать с его агентством… Что ж, я побежала. Ещё увидимся.
Когда она проходит мимо меня, направляясь по дорожке к высоким монолитным воротам, то вдруг спотыкается. То, что это сделано специально, я понимаю в следующую секунду, услышав ее ненавидящие слова, сказанные вполголоса:
— Он не разведется со мной, дура малахольная! А даже если он и разведется, то на такой, как ты, точно не женится. Я тебе гарантирую.
Глава 5. Мачеха-шантажистка
После визита Ангелины мы с боссом разговариваем мало. Я занимаюсь детьми и постоянно думаю о ее последних словах, а Царевичев собирается уехать по делам.
Перед самым отъездом он перехватывает меня в коридоре возле лестницы как раз в тот момент, когда я хочу улизнуть в свою гостевую спальню, и требовательно спрашивает:
— Точно сбегать не будешь?
— Точно, — бурчу я, глядя себе под ноги.
— Тогда я скажу охране, что ты можешь выходить из дома. Но только в сопровождении.
Я быстро поднимаю на него глаза. Царевичев смотрит на меня и мрачно, и нежно одновременно. Красивые твердые губы кривит невесёлая усмешка.
— Я не такое чудовище, как ты, наверное, думаешь, Катя. Ты свободна… но только рядом со мной, пока Филин не будет пойман, — сообщает он и, помедлив, хмуро добавляет: — Я хотел сказать тебе ещё раз насчёт Ангелины и того поцелуя. Это всё не…
— Она будет жить здесь? — поспешно перебиваю я.
Мне ужасно не хочется обсуждать затронутую им тему, да и вообще говорить о чувствах. Это всё бессмысленно, пока он женат.
Заметно, что босс воспринимает мое нежелание слушать его по-своему, в самом негативном ключе, потому что его лицо мрачнеет ещё больше. А на щеках играют желваки.
— Нет, — жёстко отвечает он. — Она будет жить в моей городской квартире, и это не обсуждается.
— У меня создалось другое впечатление. И что ты будешь делать, если она снова заявится?
— Ее сюда не пустят в мое отсутствие. Не волнуйся, я с ней разберусь. Катя… верь мне. Ты должна мне верить.
— Посмотрим. Хорошего тебе дня, Артём.
Я осторожно обхожу его, чтобы пойти к себе в комнату. Чувствую преграждающее движение его руки и ловко уклоняюсь в сторону.
Царевичев предостерегающе бросает мне вслед:
— А я твоему слову верю. Так что не вздумай убегать.
В гостевой спальне меня накрывает глухое раздражение. Верить! Легко ему говорить. Он привык заводить самые разные отношения с женщинами и менять их как перчатки. И воспринимает мир гораздо проще, с потребительской позиции делового человека. Ты мне, я тебе.