- Врача... не надо. Павел Константинович, это моя огромная... просьба. Давайте, закончим разговор. Мне нужно его... закончить... Сейчас... Потом будет страшнее... Все, что мне... нужно - стакан воды и чайная ложка... меда. Я буду... в вашем распоряжении... ровно через пятнадцать... минут. Это... очень важно... Прошу, мы лучше закончим... сейчас, чем потом что-то растягивать... узел надо уметь... разрубить... Очень прошу.
- Знаете, это против моих правил.
- Возможно. Против... моих тоже. Но, тем не менее, я осмелюсь... настаивать. Знаете, я очень редко на чем-то настаиваю. Все больше прошу вас... хотя и в шутливой форме... а тут... осмелюсь...
- Ну что же, я, с вашего позволения, встречу врача и провожу его к вам. И не отказывайте мне в этом. Если врач разрешит - я продолжу с вами разговор. Только так и никак не иначе.
- Благодарю вас, Павел... Константинович.
- Ах, право, пустое...
- Нучтожвытак, Палсеич? Разве можнатак? Побрегтесбябы.
- Спасибо, Станислав Николаевич, поберегу... Обязательно поберегу... Вот только разговор... закончу - и поберегу.
Стас помог мне подняться. Ноги немного не слушались, но я прошел в отдельный кабинет, где меня уже ждал доктор. Он критически посмотрел на меня, потом задал несколько глупых вопросов про моих родственников, затем проверил рефлексы и долго светил мне в глаза маленьким таким фонариком. На этом наше общение закончилось. Врач - худой, юркий, больше похожий на мышку с огромными седыми усами, сообщил мне, что все это результат истощения и нервного напряжения, и что мне надо лучше питаться и меньше нервничать. На всякий случай он предложил мне таблетку и укол - на выбор. Я выбрал отказаться и от того, и от другого. У меня оставалось еще пять минут, и их я провел в туалетной комнате, быстро приведя себя в порядок. Конечно, я не выглядел столь же идеально, как в самом начале моего визита, вплоть до этого позорного падения. Подумаешь, повод падать в обморок - сказали всего лишь, что твой театр прикроют. Ну да ладно... Слишком неожиданно все произошло. Бывает. Ну как? Хорош! Можно идти, рвать на себе одежду и требовать сохранения театра. Хоть чего-то, возможно, добьюсь... Хотя, и не слишком-то в это верю.
Малечкин ждал меня у туалетной комнаты. Увидев, что я возвращаюсь совершенно спокойный и уверенный, он только вздохнул и поплелся за мной. Он-то знал, что я не просто упрямый, а очень упрямый человек. И теперь его мнение находило только лишь очередное подтверждение.
Я пошел напрямую к столику Новицкого, который, увидев, что я подхожу, тут же встал и пошел мне навстречу. Я старался идти прямо, не пошатываясь, твердая походка давалась мне с трудом. Каюсь, я натянул маску неприступного супермена, а что еще прикажете делать?
- Павел Алексеевич, вы меня все-таки напугали изрядно. И зачем вы себя так изводите, вот, видите, я ведь прав, абсолютно прав. Вам вредно тянуть на себе такую ношу.
- Павел Константинович, давайте все спокойно обсудим. Как мы и хотели.
- Конечно, конечно, присаживайтесь.
- Итак, почему вы решили, что необходимо закрыть именно мой театр? И как вы себе это представляете? У меня сейчас аншлаги...
- Да, вы тут правы. Знаете, я ведь не просто так пригласил вас на этот разговор. У меня все расклады на руках.
Новицкий задумался, потом потянулся к папке, в которой лежали бумаги, явно хотел что-то достать оттуда, но передумал, положил на папку руку и продолжил:
- Если говорить честно и откровенно, я не могу поддерживать то число театральных коллективов, которые содержал фактически. Примите это на веру. Тут дело не только в финансовой стороне, но и в морально-этической. Я не могу требовать от своей компании и компаньонов строгой экономии, если сам буду по-прежнему демонстрировать неумеренные расходы.
Тут Новицкий взял паузу. Он ждал, что я вставлю какую-то реплику, чтобы сориентироваться и продолжать разговор в зависимости от моей реакции. Но я был уже в форме. Я взял паузу и молчал. Ему ничего не оставалось делать, как продолжить разговор.
- Я говорил уже вам, да и неоднократно, что театр - это моя самая сильная страсть. Я не смогу отказаться от театра вообще. Поэтому я принял решение... знаете, Павел Алексеевич, оно далось мне очень непросто... да... Так вот, я принял решение поддержать только один из четырех театров, которые сейчас финансирую.
- И это не мой театр?
- Ну, давай посмотрим. Рассуждаем вместе. Один театр муниципальный и я могу от него спокойно отказаться - он не пропадет. Пусть о нем голова болит у Матвиенко. Тут все просто. Остаются три. Театр-студия Макса имеет еще одного спонсора, там всего три толковых актера и Игорь сказал, что его компания этот театр не бросит - там не такие большие затраты. - Игорь Оверченко - еще один известный бизнесмен, близкий к Газпрому. Не настолько близкий, но все-таки в его обойме. Он был достаточно скуп, и меценатство не было его коньком. Театр-студию Макса он поддерживал только потому, что единственной - и главной актрисой в этом театре была его любовница. Мариша не блистала как актриса, но благодаря Максу стала светиться и в небольших сериалах. А там, смотри, и до серьезных ролей дойдет, если папик раскошелится. Когда Игорь подошел ко мне с предложением частично спонсировать мой театр, он имел ввиду именно спонсорство продвижения Маришы. Мне это было всегда противным. Кроме того, это было противно и самому Новицкому, тот подобного блядства никогда не потерпел бы. И для меня такая позиция мецената дорогого стоила - я за ней был как за каменной стеной. Теперь же, получается очень простой кульбит: мне дорога к Оверченко закрыта, и закрыта навсегда. Такие мелочные обидчивые типы отказов не прощают. Так, надо бы подумать, кто еще бы согласился хоть что-то, хоть как-то, хоть на какое-то время вложить в мой театр. А Новицкий продолжал свои рассуждения, но при этом указательным пальцем уже не ткнулся мне в живот, а уткнулся в ту самую папочку, которую пока что не раскрыл.
- Остается твой театр и театр Виктора. Вот и весь простой выбор.
- И ты выбрал театр Виктора? Он настолько успешнее?