Я не скажу, что я влюбился в Марию, отнюдь, просто мне было с ней легко. Она привораживала меня, нет, не только той легкостью, в которой приняла мое приглашение разделить с ней пост ель, отнюдь, а той легкостью, с которой она бежала мне навстречу, когда спешила на свидание. Даже если она и не была влюблена в меня, а это так, скорее всего, и было, она дарила мне не только радость секса, но и радость общения. В ней было что-то завораживающее, порочное, она была женщиной опытной и женщиной с фантазией. А это мне всегда нравилось в женщинах больше всего. Теперь к этому добавьте слепящую молодость и ослепительную красоту... Понимаете, что получается? Ага, такая даже слепого лишит зрения...
В отношениях не бывает равных, всегда кто-то одерживает в них верх. Вот и сейчас Мария дала мне возможность одержать верх, чтобы потом самой перехватить инициативу в наших отношениях.
Я и не думал так быстро возвращаться домой, но вскоре оказался в своем любимом кресле, а Маша, уже почти обнаженная, аккуратно стаскивала с меня одежду так, что мне и пошевелиться не надо было самому - все сделают за тебя, драгоценного. Я внезапно почувствовал себя фантастически богатым набобом из "Тысячи и одной ночи", которого окружали тонкие страстные пери, во всяком случае, мне так казалось, а одна Мария с успехом заменяла толпу прекрасных пери...
Наклон ее божественной головки... И как это она притворялась затюканной девицей, пустышкой, глупой и балованной, как? Она не так уж и глупа. Это точно. И чертовски красива. Особенно без одежды... Черт возьми, и она ведь согласна с моим предложением...
Не могу оторвать взгляда от ее плеч... это будет сейчас... именно сейчас... Да, падает, падает короткая шлейка лифчика, такого бессмысленно розового и такого же нелепого, чашечка скользит вниз, падает, открывая нескромному взгляду совершенно нескромных размеров крепкую спелую грудь с большими сосками, я уже знаю даже где волосики окружают соски, их немного, но они есть, позволяют зацепиться взглядом...
А она знает, что красива, нет, не привлекательна, а именно красива, особенно хороши грудь, волосы и ножки. Да, признаюсь, женские ножки - это моя слабость, а она знает, что они у нее идеальны, почувствовала, что как раз именно они - моя настоящая слабость, она окружает меня своим телом. Она - повсюду, я чувствую, что ее губы стремятся к моим, еще мгновение, но вот она вновь далеко, она играет со мной, вот опять манит наготой прелестной ножки, ну, разве она виновата, что у нее идеальные ножки?
И я понимаю, что в этой игре я уже проиграл. В этой игре мне не выиграть, не выиграть никогда. Она неожиданно оказывается в моих руках, я несу ее в постель, понимая, что остатки воли ушли безвозвратно, превратились в абсолютный ноль... Вот она, эта странная жизнь. Ничего не осталось, кроме жалкой возможности наблюдать за собой со стороны...
Я чувствую ее запах, я ощущаю ее поцелуи, я сам впиваюсь в ее податливое тело, гибкое, нежное, я, столь горделивый и недоступный вновь унижен, возведен в ранг раба, который припадает к ее ногам и весь в ее воле.
Не знаю, как это получается, но я абсолютно точно чувствую, что она хочет, чувствую, что мое движение - только отражение ее мыслей, вот сжимаю сосок, мягкий, похожий на малиновую ягодку, и тут же понимаю, что ее глаза зовут меня быть более страстным, и не таким нежным. Сейчас ей нужна сила, а не нежность, я почти прикусываю сосок и тут же вхожу в нее, вхожу нервно, сильно, быстро, не давая возможности даже на имитацию сопротивления, мы балансируем на грани - грани между болью, на-силием, нежностью, балансируем между зависимостью и любовью, балансируем в каком-то ином пространстве, которое не имеет ничего общего с моей спальной комнатой...
И потом, когда я, совершенно опустошенный, засыпаю, чувствуя, как ее головка совершенно доверчиво устроилась на плече, во мне возникает та же мысль: она совсем не виновата, что ее ножки - совершенны.
Глава тридцать четвертая
И снова истерика
Наверное, мир перевернулся. Мне показалось, что я утратил способность хоть как-то влиять на события. Старик Лев Толстой утверждал, что мы вообще не способны влиять на события, что события происходят сами по себе, чуть ли не по воле и предопределению Божию... Если бы он еще не обожествлял собственную личность, его концепция была бы хороша. А так... от нее отдает чем-то жалким и маразматическим.
У меня же чисто Толстовские ощущения возникли утром, после звонка... Чтобы встать, мне пришлось аккуратно переложить голову Маши на подушку, потом освободиться от ее ножки, которая прижимала меня к кровати... Машенька грациозно перевернулась на другой бок, шмыгнула носиком и тут же крепко уснула. Я голышом выбрался на кухню... по моим ощущениям было очень рано, но это было не так. На электронных часах значилась восьмерка. Вот-вот должна была прийти домработница Машенька, а я в таком виде. А телефон все настойчивее трезвонил, как будто готов был разорвать пространство комнаты на части. Пришлось брать трубку, звонил, как ни странно, Сам Новицкий, пока еще главный спонсор моего театра. Пока я растерянно озирался, чем бы прикрыть наготу, вдруг да придет Мария, Новицкий вещал в трубку:
- Дорогой мой Павел Алексеевич! Я рад, что вы нашли общий язык с Алаховым. Он еще неделю будет в Питере. К тебе подойдет Савик, он разрабатывает концепцию передачи. Выложи ему свои мысли. Будь так любезен.
- С удовольствием, Павел Константинович!
- Ну вот и ладненько. Так не забудьте. В десять ровно он будет у вас на квартире, надеюсь, вы найдете возможность уделить ему время. Всего хорошего
Конечно, тон Новицкого был далек от приказного, но закручивать гайки он умел. И пригружать, так, что я понял - тактика Новицкого не дать мне возможности провести преобразования в театре, сократить труппу, поставить премьеру. И таким образом все повернется на круги своя.
Пока я рассуждал, раздался скрип поворачиваемого ключа, дверь открылась и в коридор, где находилась телефонная база и я с трубкой в руке, вошла, нет, не вошла, а влетела Машенька. И тут же остолбенела.
В такое время я или сплю, или сижу у себя в кабинете, но голым не расхаживаю по комнатам, это уж точно... Просто проклятый звонок... Я успел, конечно, прикрыться телефонной книгой - хоть какое-то прикрытие...