«Вот и все!» — подумалось мне. Теперь все. Он узнает правду, и… чего мне ждать? Девушка, которая продавала свое тело даже не на постельные утехи, а на пытки. Которая позволила сделать из себя предмет для издевательств. Пусть от меня ничего не зависело! Но ему-то я не могу этого сказать!
— Да… — обреченно ответила я.
Мне показалось, что странная волна разошлась от Корвина. То ли облегчение, то ли… сложно сказать, что. Может быть, понимание? Поднять взгляд я не смела, но краем глаза заметила, что он словно задумчиво катает что-то во рту.
— Ты получаешь удовольствие от боли? — чуть резко спросил он.
Наверное, правильнее всего было соврать. Сказать, что я мазохистка, что получаю от этого удовольствие. Так он не догадается о делах Мендера, о том, что меня заставили. Но я была уверена, что его слова о способности распознавать ложь — чистая правда.
— Нет, не получаю.
— Понятно. Почему тогда ты занималась этим? — продолжил Корвин. Мне захотелось провалиться сквозь землю. Все, теперь точно все. Что мне ответить? Ведь скажи я правду — и Мендер доберется до меня не только через зеркала, в которые можно не смотреться, которые можно завесить… Есть кое-что опаснее зеркал.
Ответить правду, но так, чтобы он не догадался об остальном.
— Мне не предложили ничего другого… — очень тихо ответила я.
Еще одна волна резко разошлась от Корвина по комнате. И я вздрогнула. От него исходило ощущение такой собранной, уверенной силы, что я казалась себе совсем слабым существом рядом с ним. Кто он такой? Казалось, что человек просто не может быть таким, что передо мной какое-то другое, непонятное существо. Человек и не человек одновременно.
И вот в этой волне был гнев. А я сжалась внутри, ожидая, что вот сейчас и произойдет конец света. Впрочем… А чего еще ты ожидала? В твоей жизни так всегда. Ничего хорошего с тобой происходить не может. Наверное, я такая от рождения, что достойна только мучений.
Но волна улеглась так же быстро, как пролетела по комнате. А Корвин посмотрел на меня по-другому. С теплом, хоть и без одобрения.
— Ты привыкла и научилась терпеть боль… — задумчиво сказал он, не спрашивая, утверждая. — Научилась давать клиентам нужные им эмоции — страх и униженность. Но послушай, Анна, — он быстро подошел к кровати и снова устроился на ее краю. Одной рукой оперся рядом с моими ногами, а я внезапно ощутила, что от него исходит жар. Сильнее, чем от любого другого человека. Может быть, поэтому мне становится холодно, когда он отдаляется, подумалось мне. — Мне не нужны эти эмоции. И никому в этом доме.
— Корвин, простите меня! — прошептала я. — Я не хотела…
— За что ты извиняешься? — его взгляд стал острее.
— Я веду себя как-то не так! Вам не понравилось!
Взгляд снова потеплел. И он вдруг пожал плечами.
— У тебя была своя жизнь, очевидно, непростая. И выработались определенные привычки… Ты видела слишком много извращенцев. Кстати, много их было…?
Меня удивил вопрос, но от сердца отлегло. Вместо осуждения я встретила что-то вроде…понимания? Или иллюзию понимания. В какой-то момент мне показалось, что недавно прогремел выстрел, но пуля пролетела мимо меня. И я стою в изумлении, что еще жива.
Только бы это чувство не ускользнуло, только бы Корвин не начал снова задавать сложные вопросы!
— Много, — ответила я. — Удивительно много…
— А знаешь, почему в нашем мире так много садистов? Тех, кто хочет причинять боль по-настоящему, унижать и мучить других? — вдруг спросил Корвин и опять встал. А мне снова стало холоднее. Его присутствие рядом хоть и было резким, но одновременно придавало уверенности. Пусть и окрашенной тревогой неизвестности.
— Не знаю, — призналась я.
— Думаю, однажды мы поговорим об этом. И об истории нашего мира, — усмехнулся он и опять сунул руки в карманы. Сделал шаг вперед и обратно… — Что ж… Анна. Думаю, мы поняли друг друга? Здесь ты будешь заниматься совсем другими вещами, и у тебя нет необходимости бояться и унижаться.
— Да, Корвин, я буду стараться… — сказала я.
А что еще я могла сказать? Что страх въелся в мою кровь? Что я привыкла жить в страхе. А когда становилось совсем плохо, страх уступал место апатии, безразличию к самой себе и своей участи? Нет. Он нарисовал себе другую картинку. Я для него девушка, которая была вынуждена стать шлюхой для извращенцев из-за нищеты.
Внезапно я снова испытала острый приступ желания рассказать всю правду. Рискнуть…
Впрочем, я уже рисковала несколько раз. Когда решалась драться с Мендером, когда пыталась убежать. Рисковала… И к чему это приводило? В еще больший ад, в еще большую зависимость. Да и кто знает, сможет ли Корвин защитить меня и… самого себя от Мендера. Одно дело самой ходить по краю, а другое — поставить под угрозу человека, который не сделал мне ничего плохого!