– Хорошо, пойдёмте только быстрее, – девушка привычно, наверное, в сотый раз за день, подхватила сумки . – Извините за вопрос, это я вас напугала или вы сами по себе заикаетесь?
– Эт-то я сам. А что, п-противно слушать?
– Да нет, все нормально. Как-то даже мило.
Оператор хмыкнул:
– Я камеру т-только в беседку занесу. И п-помогу с сумками.
– Спасибо, – Ольга улыбнулась недоверчиво, – надеюсь, вы сейчас не пойдёте за кем-нибудь?
– А ч-что, у вас в сумках ст-толовое серебро из дома? – парень, вроде как, и не собирался выдавать.
– Да нет же, только мои вещи, – дойдя до беседки, девушка вдруг опять остановилась и замерла, зажмурив глаза, – ой, сейчас, подождите секунду …
Оператор взял сумки из рук Ольги и покачал головой:
– Ст-транная вы какая-то. Если т-тут все на п-проекте такие…
– Со мной всё в порядке. Только, кажется, голодный обморок намечается.
– П-приехали, – парень неодобрительно посмотрел на Ольгу, – увлекаетесь голоданием?
– Слава Богу, нет, просто двое суток не могла заставить себя съесть что-нибудь, волновалась очень… – девушка облокотилась о перила и на секунды закрыла лицо руками, потом устало выпрямилась, – а хотите пирожок за компанию? В качестве благодарности.
– А п-пирожок с чем? – оператор не в силах был больше сдерживать смех.
– С капустой. Надеюсь, ещё съедобные, на вокзале купила. Всё как-то было не до них.
– Т-тогда давайте зайдем в б-беседку, что ли. Заодно и вы п-придете в себя, а то ещё убьетесь, к-когда будете п-прыгать со стены.
– Ужасная перспектива, – собеседница, наконец, улыбнулась.
… В это же время в небольшом домике, пристроенном с тыльной стороны особняка, повисла пауза. Это была рабочая студия проекта, заполненная техникой; на постоянное пребывание здесь людей указывало наличие двух диванчиков, небольшого стола и буфета с посудой. На входной двери в домик-студию пестрела яркая табличка с черепом и скрещенными костями «Не входить! Опасно!». Повешена она была из надежды на простейший инстинкт самосохранения участниц. Сейчас здесь, перед мониторами, скрестив руки, ссутулившись по обыкновению, стоял сам директор проекта Константин Стрэн. Он смотрел на смущённую Веру Александровну, находившуюся тут же:
– Хорошенькое начало для нашего проекта. Ещё первый выпуск не сделали, а материал уже с душком.
– Это же хорошо, – вставил своё слово сидящий у пульта молодой человек лет двадцати шести: – Чем больше скандалов, тем интереснее.
– Это тебе интересно, а мне – нет. И спонсорам тоже. Народ устал от телевизионных срачей. Поэтому наш проект должен быть хорошего тона, гламурным, а не с истериками.И я не понимаю, что непонятного было в организационном положении и функционале сотрудников. Откуда взялись эти проститутки у телецентра? Теперь эта подставная девица… Что скажете, Вера Александровна? Ваши идеи, что будем делать?
– Вариант, конечно, есть. Пока не подключились к интернету, можно вырезать все неудачные моменты и просто сказать, что сделали опечатку в фамилиях.
– А с Красильниковой что? Почему вообще этот пробел в организации случился?
– Человеческий фактор, Константин Андреевич. У Красильниковой оказался парень. Они поругались, и она, чтобы доказать ему свою… состоятельность прошла отбор. Сегодня он узнал об этом и не пустил Красильникову. Она сама мне позвонила буквально несколько минут назад.
– Это не проект «Десять Золушек», это какой-то мексиканский сериал. Она не заявится с чемоданами сюда и требованием вернуть, если опять поругается с парнем?
– Нет. Не беспокойтесь. Я уже напугала её неустойкой.
Стрэн вздохнул и распрямился, прислушиваясь к хрусту в своём позвоночнике. Повертел шеей. Подумал. Остальные в домике терпеливо ждали.
– Ну, а на вас лично эта другая Ольга какое произвела впечатление? – директор канала никак не мог избавиться от тянущего ощущения в шее, вспомнив о грозном предупреждении спонсора проекта: «Пойдут наши деньги на ветер, мой меч – ваша голова с плеч, ха-ха!»
– Не знаю, пока кажется, что она действительно просто оказалась рядом.