– Вторая, положительная, – через комок, застрявший в горле, ответил отец. А полу-двойник Макса, наконец, оказался рядом и положил руку на плечо дрожащему отцу, и просто стоял и смотрел на брата, не в силах отвести от его мелового лица свои широко распахнутые глаза.
– У кого вторая группа крови?! – выкрикнула Ольга, – подойдите сюда! Не уходите до приезда скорой...
Потом она говорила ещё что-то, утешая Маргариту Павловну и себя, взывая к ничего не слышащему любимому. И долго, очень долго, как ей казалось, ехала скорая помощь.
– Девушка, отпустите, дальше мы сами! – кто-то в белом просил, а она никак не могла разжать собственные пальцы, почти не чувствуя их, скользкие и холодные. – Родственники здесь есть?
Санитар помог отнять руки, недолго смотрел на рану, помог переложить раненного на носилки, – и, как показалось Ольге, слишком громко, удаляясь и растворяясь в белое пятно, сказал:
– Огнестрельное ранение в плечо, задета подключичная артерия. Большая потеря крови. Коля, звони, пусть срочно готовят операционную… – его голос стал удаляться от Ольги, которая была не в состоянии отвести взгляд от своих окровавленных рук, – …необходимо срочное переливание.
– Я, я – мать! Я здесь, я еду с вами! – широко расставляя руки, напоминая встревоженную курицу-наседку, Маргарита Павловна не отставала от торопящихся санитаров.
Для Ольги все последовавшие события прерывисто, словно на замученном стареньком проекторе, кадрами сменяли друг друга. Белые халаты уносили Макса-Артура, милиционеры склонялись над телом сумасшедшего, скончавшегося почти сразу после выстрелов телохранителя Карамзина. К Ольге подбежали подруги, и она, как пьяная, отмахнулась от них, желающих поднять её с затекших колен, мутным взором заметила рядом с собой разбросанные розы и стала их собирать. Наташа, вслед за подругой, подняла пару цветов и протянула их Ольге, но та не заметила, отвела своей рукой протянутые розы, отказываясь и дальше от помощи.
– Это всё из-за меня, – плакала Ника на плече у Олеси, – это я заставила рассказать… Из-за меня появился этот сумасшедший.
Собрав почти все цветы, лежавшие на подиуме, Ольга издала несколько глухих рыданий, опустив лицо в потрепанные лепестки, и неожиданно замолчала, отерла слезы ещё влажной и розовой перчаткой, размазывая кровь Макса по своему лицу, с недоумением посмотрела на руку – и вдруг вскочила на ноги, подобрав подол платья одной рукой, другой – прижимая к себе разлохмаченную охапку роз; бросилась к выходу.
Перед ней расступались, и она бежала, отталкивая букетом преграждавших путь знакомых, секьюрити и простых зевак, а на улице сирена кареты скорой помощи выла уже где-то далеко, увозя Макса, его мать и двух человек, имевших ту же группу крови, что и раненый.
На секунду остановилась, переводя дыхание и прислушиваясь, чтобы стремительно побежать снова на удаляющееся завывание, на носочках, готовая взлететь.
98
Не плачь, отец,
ради народа моего
взойду я на костёр.
– Ты опять бросил меня, ты бросил… ты обещал не бросать и бросил, обманщик…– она монотонно повторяла одно и то же, сидя на бугристой мостовой. Вдруг усмотрев новый роковой знак – лопнула пряжка и сломался каблук на одной босоножке, – и Ольга отказалась от неравной погони.
Небольшая толпа любопытных не решалась подойти к безумной девушке в свадебном, испачканном розовыми пятнами, платье, а дрожащие розы и сброшенная с головы фата, валяющаяся неподалеку, подчеркивали картину скорби, делая её фантастической на фоне серых и тёмно-коричневых домов с пустыми глазами.
Завизжали тормоза, и остановился рядом автомобиль, из него выскочили Вера, Карина и Ника, они подняли девушку и повели в машину. Закрыв за Никой дверь и обходя машину, чтобы сесть с другой стороны, Вера заметила оставленные на мостовой фату и серебристую «туфельку», подобрав их, запрыгнула в салон.
– Не плачь, пожалуйста, прости меня, это всё я виновата, – всхлипывала Ника, а Ольга и не плакала, только мелко дрожала и смотрела в пустоту перед собой, – с Максом всё будет нормально…
– Конечно, его обязательно спасут, – Вера прижала к себе Ольгу и гладила её по голове, с трудом удерживаясь от слёз и тоже что-то говоря в утешение.